История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - Август Мюллер Страница 9

Арабы иоктаниды издавна населяли, на юге полуострова, страну Йемен ^[20]. И до сих пор неизвестно время поселения их там, но несомненно, что это случилось много столетий до Р. Х. и что они же заняли соседнюю гористую африканскую Абиссинию. Проникнуть туда через Баб-аль-Мандебский пролив было не трудно. Не подлежит сомнению, что колонии семитов мало-помалу смешались тут с местными африканскими элементами, так что обыкновенно обозначаемых жителями Абиссинии эфиопов исторических времен следует считать за чистых арабов. Во всяком случае оба соседние народа двух материков скоро стали чужды друг другу, и во втором столетии нашего летосчисления эфиопские короли уже ведут войну с жителями противолежащего арабского берега, а в памяти как эфиопов, так и арабов не остается более ни следа прежнего их общего происхождения. В южной Аравии, между тем, возникает множество больших и маленьких независимых государств. В противоположение измаилитам-номадам из городской их жизни возникает стремление к торговле, к тому же на востоке, собственно в Хадрамауте, находилась местность, из которой получался высокочтимый всем древним миром ладан, а на юго-западе в давние времена добывалось в большом количестве и золото. Кроме того, между гаванями Восточной Аравии и Индией издавна существовало сообщение морем. Индийские продукты, в особенности пряности и редкие животные, «обезьяны и павлины», привозились к берегам Омана. Отсюда шли транспорты, как кажется, еще с десятого столетия до Р. Х., сухопутьем к Аравийскому заливу; здесь грузили товары на корабли и отправляли в Египет, ко двору фараонов и его вельмож Здесь именно, в этом юго-восточном углу упомянутого моря, следует искать страну Офир, с которой Соломон завел на короткое время прямые торговые сношения, при помощи Хирама тирского. Благодаря трудностям плавания по Красному морю в те времена, приблизительно в восьмом столетии, предпочитали сообщение сухим путем из Йемена в Сирию. Из Сабота (так в древности назывался арабский Шабват), главного города Хатрамотитов (Хадрамаут), проходил караванный путь в Мариабу (Ма’риб), в стране Сабеев, а затем через центр Аравии направлялся на Макорабу (позднее Мекка), через страну Мидианитов и, пересекая полуостров Синай, достигал Петры и Газы, лежащих на Средиземном море. Здесь и был главный складочный пункт торговли между Востоком и Западом. Соответственно этому встречаем мы между страной ладана, Хадрамаутом, и Красным морем два довольно большие владения: к востоку Минеев, заимствовавших свое название от главного города Ма’ин (от него одно время зависела непосредственно страна ладана), а на западе примыкающие к нему владения Саба с резиденцией Ма’риб. Вокруг них группировался целый ряд маленьких княжеств, которые более или менее находились от них в зависимости. В особенности влияние Сабы распространялось далеко на север. Жизненные интересы страны требовали, чтобы путь караванов до самой земли Мидианитов был свободен и безопасен для перевоза по нему дорогих продуктов. И если мы замечаем в стиле многих построек, а равно и в мифологии сабеев ясные следы непосредственного влияния ассирийско-вавилонской культуры, то этого нельзя иначе объяснить, как следствием многоразличного, достаточно непосредственного и тесного взаимного общения. Несомненно, что ассирийцы держали в повиновении не только всю Сирию, но и бедуинов северо-аравийских степей, а потому и арабы юга должны были волей-неволей еще перед восьмым столетием для ограждения спокойствия торговли обратиться к ним же. В течение целых столетий государства Саба и Ма’ин, если и не всегда безусловно успешно, то во всяком случае старались соблюдать, как это и подобает торговым нациям, взаимную политику мира. И в 25 г. до Р. Х., по свидетельству римлянина Элия Галла, арабы западного берега до самого полуострова Синая оставались торговцами мало воинственными; так продолжалось еще некоторое время и по Р. Х. Но тут отношения сразу изменились. Хотя поход, предпринятый Элием Галлом в Аравию по приказанию императора Августа, и не удался — изменнические проводники направляли войска через труднопроходимые местности, а осада после невыразимо трудных переходов достигнутого наконец римлянами Ма’риба не удалась, так как римский полководец по недостатку воды должен был ее снять, — но во всяком случае торговые предприятия Востока не могли уже более избегнуть подавляющего влияния Римской всемирной империи. Направление торгового пути сразу изменилось, корабли поплыли прямо из Индии и от берега ладана через пролив Баб-аль-Мандебский направились в Миос-гормос, египетскую гавань у Красного моря. Таким образом обойдены были все внутренние складочные места торговли. Мало-помалу гордые дворцы Сабы обезлюдели, искусственные водоснабжения, при посредстве которых пески пустыни превращались в плодоносные поля и сады, стали приходить постепенно в упадок.

Арабская легенда, видимо, старается сжать длинный исторический процесс, обнимающий более столетия, в один конкретный факт. По этому сказанию, процветание Ма’риба и всего Йемена всецело зависело будто бы от гигантской плотины, считавшейся чудом света, назначение которой было защищать город и его окрестности от вод горных потоков. Вот эта самая плотина (событие приурочивает легенду к середине второго столетия по Р. Х.) вдруг прорвалась, воды хлынули, затопляя город и окрестности. Катастрофа произвела ужаснейшее опустошение, последствия которого никто не сумел устранить. Большая часть населения вынуждена была выселиться и искать пристанища на севере и далее в Сирии. Так объясняют арабские историки появление в этих странах большего числа племен южноарабского происхождения.

Плотина Ма’риб частью сохранилась и поныне, виднеются и теперь громадные каменные столбы, между которыми, вероятно, находились ворота шлюза. Очень возможно, что подобного рода катастрофа действительно имела место. Но если предположить, что город и страна, хотя до известной степени, находились тогда в цветущем положении, было бы, конечно, нетрудно восстановить прорвавшуюся плотину и снова обратить поля, засыпанные песком, в плодородные. Поэтому надо полагать, что упадок государства и его резиденции предшествовал наводнению, и причину его главным образом следует искать в прекращении движения караванов по старинному торговому пути. Отклонение торговли по морскому пути — вот объяснение вполне удовлетворительное. Хотя в первом столетии по Р. Х. еще упоминается о царстве Сабеев, но только в связи с гомеритами и, как их называли древние, химьярами по арабскому произношению, т. е. береговыми племенами, обитавшими между сабейцами и морем. Уже тогда резиденцией союзного королевства был не Ма’риб, а Зафар, лежащий ближе к морю. Позднее о сабейцах более нет и помину, говорится только о химьярах. Так что древнее королевство южной Аравии, так еще недавно процветавшее, равно как и его памятники, считается уже принадлежностью химьяров. Несмотря, однако, на перенесение центра тяжести южноаравийской цивилизации теперь ближе к морю, царство Химьяров никогда не могло достигнуть степени процветания древней Сабы; при сложившихся новых обстоятельствах оно очутилось в виде промежуточной станции для индийской торговли. Собственные продукты Йемена — между которыми золото постепенно отступает на задний план, а позднее, в шестом столетии, выдвигается кожа — недостаточны были для того, чтобы страна удержала свое прежнее первенствующее положение. Но вплоть до самой эпохи ислама живой обмен местных продуктов с таковыми же Сирии все еще продолжается по старинному караванному пути, пролегающему через Мекку, а из гавани Красного моря ведется торговля с Абиссинией, откуда с давнего времени получались слоновая кость, пряности и другие продукты. При этом вся торговля стала более, чем прежде, когда центр могущества лежал глубоко внутри страны, подчиняться влиянию иноземному и различного рода нападениям. И в старину никогда особенно не заботились о содержании военных сил в достаточном количестве, теперь же, со времени перемены направления торгового пути, охрана значительно ослабла. Итак, почти не остается никакого сомнения, что переселение большинства южноарабских племен на север, происшедшее, по свидетельству арабских историков, вследствие прорыва плотины Ма’риб, обусловилось по меньшей мере упадком сабейской торговли: отняты были у значительной части народонаселения средства к существованию, а потому они были вынуждены, по необходимости, покинуть населенную с избытком родину. Было бы неосновательно поэтому сомневаться в факте массового переселения, имевшего место во втором столетии нашего летосчисления. Если даже отнестись критически к таблицам племен, изготовленным генеалогами мухаммеданской эпохи для всей Аравии, то, во всяком случае, останется несомненным, что большое число племен, населявших северо-запад Аравии и Сирии, ведут свое происхождение из Йемена; это легко проследить до самых позднейших времен средневековой истории. Между ними и жителями средней и северной Аравии, считающими себя измаилитами, существует постоянная, смертельная расовая ненависть, которую даже ислам не мог скоро сломить. Очень естественно, что переселенцы не могли и думать продолжать свои занятия мирных купцов; им пришлось десятки лет и даже столетия биться с бедуинами, измаилитами и тогда только променять оседлую жизнь на кочевую. А когда наконец они проникли частью в Сирию, то успели уже совершенно бедуинизироваться, подобно своим землякам, которым по пути пришлось осесть в северной Аравии. Сама природа страны требовала этого неуклонно. Если так просто объясняется присутствие многочисленных йеменских племен в северной Аравии, то становится само собой понятным, что потеря таких значительных и, конечно, наиболее деятельных народных элементов должна была в высокой степени ослабить могущество химьяров. Хотя по дошедшим до нас известиям, достигающим шестого столетия, южные аравитяне, особенно же те из них, которые оставались в обезлюдевших главных пунктах древнего Сабейского государства, мало-помалу тоже бедуинизировавшихся, неоднократно пробовали подчинить своей власти соседних центральных арабов — самое племя Кинда, успевшее на некоторое время распространить свое верховенство на некоторые из ближайших племен, считало себя происхождения Йеменского, — но эти случайные попытки нисколько не изменяют факта. Мало-помалу большинство жителей Йемена подпадает под власть иноземную. Нападение эфиопов во II столетии на аравийские берега повторяется снова и все с более возрастающим успехом. Египетские миссионеры, успевшие ввести христианство в Эфиопию, появляются уже в IV столетии в столице химьяров, а в Адене построены были даже церкви. Несколько позднее король Аксума, столицы Эфиопии, носит уже титул короля Аксумитов и Гомеритов. Очень может быть, что он только по обычаю восточных властителей и пользуясь счастливым походом внес имя неприятельской страны в свой официальный титул. Во всяком случае это значит, что, хотя бы ненадолго, он владел югом Аравии. И действительно, в VI столетии императоры византийские Юстин I (518–527) и Юстиниан I (527–565), желая так или иначе защитить себя от персов, пускались на всевозможные хитрости по отношению к их вассалам в Хире, дабы противопоставить им сыновей пустыни. Для этого самого они обратились к королю Аксума, прося его, чтобы он укрепился в Йемене и оттуда действовал на племена центральной Аравии. Возник целый ряд войн между эфиопами и химьярами. История их в подробностях мало разъяснена; известно достоверно одно, что не раз являлись в южной Аравии эфиопские наместники и не раз снова были прогоняемы туземными князьями. Также весьма знаменателен факт, что некоторые из них, для противопоставления христианам эфиопам, пытались ввести иудейство в Йемене. Меж ними особенно выдался один, которого Арабы называют Зу-Нувас. Он возбудил даже кровавое преследование христиан, давно уже укоренившихся в местности Неджран. Существует затем известие об одном эфиопском наместнике в Йемене, по имени Авраам, по арабской же транскрипции Абраха; он предпринял даже походы против Мекки с целью завоевать город и ввести в него христианство, но неожиданно должен был вернуться, как кажется потому, что в его войске, подобно как у Санхериба, под Иерусалимом, распространилась заразная болезнь (вероятно, оспа). Этот поход особенно памятен арабам, потому что за войском тянулись слоны, надо полагать, привезенные из Африки. Аравитяне прозвали поэтому Абраха «слоновьим человеком», а как все историки утверждают единогласно, что в этом самом году родился Мухаммед, то поход «слоновьего человека» следует отнести к 570 г. Ничего более достоверного, впрочем, об этом событии неизвестно. Во всяком случае персы нашли необходимым серьезно противостать эфиопским вторжениям в Аравию, опасаясь, что рано или поздно они будут в состоянии произвести значительную диверсию во фланг королей Хиры. Они успели ловко воспользоваться отвращением йеменского народонаселения к эфиопскому владычеству. Сейф, сын Зу-Иезена, потомок старинного королевского рода химьяров, отправился, как говорят, в Ктезифон, чтобы побудить короля персидского Хосроя Анушарвана идти походом в южную Аравию. Во всяком случае достоверно то, что Хосрой послал флот с десантом под предводительством Вахриза, и он прибыл через Персидский залив в Аден. При помощи возбужденных Сейфом к восстанию арабов ему удалось прогнать эфиопов. Персы посадили на трон преданного им Сейфа, а сами удалились, но когда тот стал жестоко гнать живших в стране эфиопов, его вскоре умертвили, а страна была порабощена снова. Вахриз вернулся с еще более сильным войском уничтожить окончательно врага африканского и остался в стране в качестве персидского наместника. С этих пор Йемен стал подвластен персам, но они благоразумно довольствовались умеренной податью и общим наблюдением. Вице-король персидский поселился в главном городе Сан’а, меж тем как управление предоставлено было, собственно говоря, самостоятельным отдельным князьям, выбираемым из старинного королевского рода. Страна успокоилась и была довольна, а о развитии особенной внешнеполитической деятельности на этом столь отдаленном посте персидскому наместнику нельзя было, конечно, и думать. Поэтому нет ничего удивительного, что Йемен не сыграл никакой роли в наступавшем вскоре всемирном событии.