Песни китов - Владимир Шпаков Страница 9

Разобрав крошечный компрессор, Севка выискивал причину поломки. Он старался дышать ртом, хотя запах псины и кошатины в квартире едва чувствовался. Ну, не любил он животную вонь. То ли дело запах канифоли или металлической стружки – не надышишься, как говорится, а здесь что?! Он с удовольствием зажал бы нос, да руки были заняты.

Подойдя к аквариуму, Лорка бросила туда корм.

– Ты скоро? – спросила с тревогой. – А то мой барбус уже еле плавниками шевелит…

– Сделаю, не беспокойся…

Поначалу он был уверен, что сделает. Но прошло десять минут, полчаса, а причина поломки оставалась неясной. Севка попросил найти машинное масло, Лорка принесла, только спасительных пузырьков по-прежнему не появлялось.

– Давай, дыши, дыши…

Она стучала по стеклу, пытаясь расшевелить крупную полосатую рыбку, приникшую снизу к зеркалу воды. Рыбка медленно шевелила жабрами, затем стала поворачиваться набок.

– Что же ты?! – обернулась Лорка с отчаянным выражением лица.

– Сейчас, сейчас… – бормотал Севка. Неожиданно из руки выскользнул крошечный винтик, закатился под диван, так что пришлось ползать и искать его на ощупь. Когда Севка поднялся, барбус уже завис кверху брюхом.

– Вот, винтик… – вытянул он ладонь.

Лорка ничего не ответила – по ее щекам текли слезы. По счастью, в этот момент хлопнула входная дверь. Это была тетя Света, Лоркина мать, она работала медицинской начальницей и приходила домой поздно. Тетя Света много и часто курила, вот и сейчас, войдя в комнату и кивнув Севке, сунула в рот сигарету.

– Мам, я же просила… – хлюпнула носом Лорка.

– Что? Ну да, забываю… – Не став прикуривать, мать бросила взгляд на аквариум: – У нас, вижу, трагедия… Может, отдашь их в хорошие руки?

Лорка отвернулась к окну:

– У меня самой хорошие руки!

– А вот аквариум никудышный. Отдай Говоровым, у них и аквариум больше, и воздух исправно подается…

Севка выступил вперед:

– Это я во всем… В общем, не смог починить, потому она и сдохла…

– Умерла! – еще раз хлюпнула Лорка.

– Еще скажи: погибла смертью храбрых! – насмешливо проговорила мать.

Приоткрыв дверь на балкон, она встала у образовавшейся щели и щелкнула зажигалкой.

– А ты, значит, не справился? Странно, о тебе рассказывают такое… Прямо технический гений!

– Кто рассказывает-то? – пробормотал Севка.

– Да вот она.

– Никакой я не гений… Просто не успел, мне время надо, чтобы разобраться.

– Так разбирайся, – пыхнула дымом тетя Света. – Сам видишь: рыбок она не отдаст; а если воздуха не будет, остальные тоже героически погибнут.

– Мама! – дернула головой Лорка.

– Молчу, молчу…

Как когда-то он молился о том, чтобы из цеха появилась машина, так и сейчас, перебирая детальки, просил своего бога о скорейшем исправлении механизма. За время работы кверху брюхом всплыли сом с вуалехвостом, что вызвало новый прилив Лоркиных слез, – и тут пузырьки пошли! Опущенный в воду компрессор бодро забулькал, причем Севка сам не понял: почему? Вроде он ничего особенного не делал, механизм включился сам по себе, вроде как его молитва была услышана…

– Ты заработал чай, – сказала тетя Света. – С наполеоном и вареньем.

Севка и сам был готов праздновать победу. Он ожидал слов благодарности, но подружка лишь беззвучно рыдала, вылавливая сачком погибших рыбешек.

– Чего ревешь-то? – скривился он. – Вон у тебя их сколько осталось!

– Ты что, совсем тупой?! Они же были живые! А теперь мертвые! Это твой дурацкий компрессор можно остановить, включить, а с ними так нельзя!

Поразмыслив, Севка решил не обижаться. В нем даже шевельнулась жалость к Лорке, которая переживает за каких-то сдохших рыб. Видела бы она, как пацаны на Пряже динамитом рыбу глушат – там полреки кверху брюхом всплывает! Причем небарбусы какие-нибудь, а лещи по килограмму, судаки да щуки! Что-то ему подсказывало: здесь кроется слабость острой на язычок подружки, – а чего спорить со слабыми? Их жалеть нужно…

Только жалеть пришлось себя – чуть позже, когда хрустел наполеоном, пребывая на верху блаженства. Речь зашла о какой-то собаке, что не удивляло. И пусть собака была дикой, и звали ее не Грета, а Динго – какая разница? Но когда выяснилось, что говорят о книжке Женьки Мятлина, пирожное застряло в горле.

– Ты дочитала или нет? Он интересуется. Встретил меня на улице и говорит: если дочитала, я кое-что новое принесу.

– Скоро дочитаю, – отвечала Лорка.

– Давай-давай образовывайся, а то одни танцы на уме…

Он поглощал сладкое, не чувствуя вкуса. Казалось, напротив уселся этот чернявый хлыщ и, заложив ногу за ногу, затрындел о своих книжках.

«А кто это жует наполеон?! – вскинул бы он бровь, сделав вид, что не сразу заметил Севку. – Самоделкин?! Да гоните его отсюда в шею!»

У Севки даже скулы свело, когда представил такое. Он твердо решил: еще раз услышит прозвище – даст в зубы. Еще в прошлый раз дал бы, да Лорка их развела, мол, нечего тут петушиться!

Он так и сидел с одеревеневшей спиной, хотя тему давно сменили. Тетя Света вдруг сделалась серьезной, заговорила о каком-то обмене; а Лорка опустила голову, замолчав. Воспользовавшись этим, он выскочил из-за стола, мол, дома ждут, и прошмыгнул в прихожую. Последнее, что уловил, было:

– …может, нам придется уехать.

– Почему?! Я не хочу!

– Поведение твоего отца невыносимо, ты это понимаешь?!

Он вышел на лестницу и тихо прикрыл за собой дверь. Уфф… Вот так всегда: сделаешь ей что-то хорошее, а потом не знаешь, как ноги унести!

По пути домой он размышлял о странных отношениях ее родителей, которые находились в разводе, но пока не разъехались. Лоркин отец иногда жил в их квартире, иногда не жил; бывало, вообще надолго исчезал, чтобы вдруг появиться во дворе с какой-нибудь красивой и нарядно одетой женщиной. Он вел очередную фифу под руку, заводил в подъезд, и если тетя Света была дома, за дверью квартиры начинался скандал. Иногда ссора выплескивалась на балкон, но чаще либо отец с фифой покидали дом, либо взвинченную тетю Свету увозила куда-то вызванная служебная машина. А Лорка в такие дни даже лицом чернела, потому что любила и мать, и отца. Только рассказывать об их отношениях не хотела, да и слушать чужие сплетни – тоже. Если бы хотела, Севка давно бы рассказал историю, свидетелем которой стал на эти майские праздники.

Получилось все случайно, во время возвращения со свалки через лес. Этот лес славился тем, что сюда нередко наведывались парочки: прихватив бутылку вина или водки, мужчины и женщины вроде как отправлялись на прогулку, чтобы исчезнуть в густом березняке. Когда спустя час-другой они выходили обратно, женщины поправляли платья, подкрашивались на ходу, делая вид, что ничего не произошло. Только пряжские пацаны были отлично осведомлены о том, чем они занимаются. Парочки выслеживали, ныряя за ними в глубь леса; подчас и глуби не требовалось – газеты или прихваченные покрывальца расстилали едва ли не на опушке. Дальше нужно было лишь занять удобную позицию для наблюдения. Если же не смог – слушай рассказы очевидцев, собиравших благодарных слушателей, что хихикали, ощупывая вздутия в штанинах. «А он ее… А она у него…» Севка всегда был слушателем скабрезных историй, свидетелем же сделался совершенно неожиданно.