Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден Страница 9

Разумеется, в этой «науке наблюдения» Дельфина не была первооткрывательницей. 1820–1840-е годы справедливо считаются эпохой «таксономий» и «панорамической литературы» [64]. И сочинители отдельных брошюр-«физиологий» (описаний бытовых предметов или социальных типов), и авторы очерков для монументальных сборников вроде «Французов, описанных ими самими» (1840–1842) или «Дьявола в Париже» (1845–1846) занимались построением «серий», «рядов», «типологий», призванных описать разнообразие мира и тем самым облегчить его понимание [65].

«Таксономическая озабоченность» проявляется и во многих фельетонах Дельфины. Их содержание — полушутливая-полусерьезная типологизация и материального, и нравственного мира. Дельфина классифицирует моды («крикливая» и «загадочная»), балы (грандиозный и тщеславный, туземный и холостяцкий, придворный и вынужденный), женские и мужские характеры, способы быть красивой и способы относиться к политическим событиям, профессиональные недостатки и достоинства, переезды, салоны, кварталы Парижа, гостей, служащих «балластом», и многое другое. Некоторые из этих классификаций и перечислений принадлежат исключительно своему времени, с другими дело обстоит иначе.

Именно эти последние позволяют хотя бы отчасти понять, отчего многие другие «физиологические очерки» 1830–1840-х гг. читаются сейчас только как исторический документ, а классификации Дельфины могут быть использованы и сегодня. Вот один пример: 21 октября 1837 г. Дельфина предложила разделять людей на тех, которые моют руки, и тех, которые рук не моют. В принципе таких классификаций — и в частности, связанных с руками и их внешним видом, — существовало множество. Например, Альфонс Карр, приятель и коллега Дельфины по журналистскому цеху, в 1841 г. писал в своем сатирическом журнале «Осы»: «Во Франции люди делятся на два разряда: тех, кто носит желтые перчатки, и тех, кто их не носит. Когда о человеке говорят, что он носит желтые перчатки, или даже называют его самого желтыми перчатками, тем самым удостоверяют, что это человек приличный. В самом деле, ничего большего от человека, притязающего на звание приличного, и не требуется». Это остроумно, но для того, чтобы в полной мере ощутить иронию, следует знать, что желтые перчатки были в описываемую эпоху атрибутом денди; к современности впрямую эту классификацию не приложишь, поскольку атрибуты «приличности» и/или модности с тех пор успели измениться. Зато оппозиция между людьми, которые моют руки, и теми, которые рук не моют, понятна без комментариев. То же касается и классификации женских характеров в фельетоне 29 марта 1840 г., где упомянуты дамы-привратницы, дамы-куртизанки, дамы-полицейские и проч.: она тоже, с легкими переменами, приложима к нашим и вашим знакомым.

«Современность» очерков виконта де Лоне имеет вполне материальную причину: «Парижский вестник» — это рассказ о большом городе, который еще в 1840-е гг. столкнулся с теми проблемами, которые — только в неизмеримо большем масштабе — мучают жителей индустриального города сегодня. Не случайно именно тексты о Париже первой половины XIX века заставили немецкого писателя следующего столетия Вальтера Беньямина заполнить выписками сотни страниц с одной целью — отыскать в тогдашних «забытых и на первый взгляд второстепенных формах» не что иное, как «сегодняшнюю жизнь, сегодняшние формы» [66]. В хрониках виконта де Лоне эти сегодняшние проблемы присутствуют во множестве: дома, где сквозь стены слышна вся жизнь соседей (и апреля 1840); ремонтные рабочие, которые занимаются чем угодно, кроме собственно ремонта (4 января 1840); навязчивая реклама (25 ноября 1837 г.); «пробки» на улицах [67], — это лишь неполный перечень проблем, роднящих жителей Парижа 1840-х гг. с нами сегодняшними [68].

Еще разительнее совпадения не бытовые, а, так сказать, нравственно-философские. Здесь Дельфина нередко выступает предшественницей Паркинсона или Мёрфи с их шутливыми, но, увы, более чем верными «законами» социального поведения; назову хотя бы фельетон от 23 мая 1840 г. «Что нам делать с Огюстом?» (наст. изд., с.318 [69]) — про то, как родственники не обращают внимания на даровитого племянника (он справится сам) и доставляют самые выгодные места бездарному (ибо он-то сам не способен ни на что).

На фоне сегодняшних рассуждений о том, что новый чиновник опаснее старого, ибо он еще не успел разбогатеть и больше нуждается во взятках, весьма актуально звучит ирония Дельфины по поводу академической речи, произнесенной в декабре 1840 г.: оратор, пишет Дельфина, превозносил «людей, которые сохранили верность всем тем правительствам, что за последние четыре десятка лет сменились во Франции: людей, которые после Республики служили императору, после императора служили Бурбонам, после Бурбонов служили Июльскому правительству, а после Июльского правительства слу… Простите! мы, кажется, зашли слишком далеко… Что сталось бы со страной, восклицал почтенный академик, если бы все государственные мужи разом подавали в отставку сразу после смены власти? Какими опасностями грозила бы такая отставка! Сами видите: надобно, чтобы они сохраняли свои места! Утверждение странное, но обнадеживающее» — и далее Дельфина объясняет, что именно обнадеживает ее в тезисе академика Дюпена. Революции совершаются ради того, чтобы хлебные места достались новым людям, рассуждает Дельфина; но если будет заранее известно, что при любых обстоятельствах высокопоставленные чиновники сохранят свои места, «сохранят, несмотря на то, что убеждения их поруганы, чувства обмануты, а знамя изорвано» и даже возведут свое поведение в принцип, — если это будет известно, то ни у кого не будет повода для мятежей: ведь места заняты прочно, раз и навсегда; быть может, политическая нравственность от такого подхода пострадает, зато «социальная гигиена» безусловно выиграет (1, 757–758; 31 декабря 1840 г.).