Мои шифоновые окопы. Мемуары легенды - Андре Леон Телли Страница 9

_“ За это лица Валентино и его партнера Джанкарло Джамметти затирались на фотографиях светской хроники._”

Он был жесток и беспощаден к покойной Мари-Элен де Ротшильд, признанной королеве парижского светского общества. Мари-Элен, всегда элегантно одетая в кутюрные туалеты от Yves Saint Laurent и Valentino, страдала редкой изнурительной болезнью, деформировавшей ее руки. Случившееся явно было личной местью. Возможно, она проигнорировала мистера Фэйрчайлда на каком-нибудь грандиозном светском приеме в Париже, кто знает? Как бы то ни было, он опубликовал на первой странице WWD ее фото с заретушированным лицом и подчеркнуто сделал акцент на ее обезображенных болезнью руках.

На протяжении моих первых недель в WWD я почти каждый день получал написанные от руки Карлом Лагерфельдом письма из Парижа. Мы подружились во время того памятного интервью и теперь регулярно поддерживали связь. Этот факт, несомненно, не ускользнул от внимания мистера Фэйрчайлда, но он по-прежнему не признавал моего существования.

В конце концов, примерно через два месяца после начала моей работы в WWD, мистер Фэйрчайлд начал задавать мне вопросы о том, какие вечеринки я посетил накануне и кого там встретил. В итоге он понял: мне было что предложить ему. Я умел готовить репортажи, анализировать, подводить итоги, писать начисто тексты – и все это я делал быстро. А у меня и не было иного выбора: номер выходил ежедневно, и все страницы в нем должны были быть заполнены контентом. Это была крупнейшая газета, издававшаяся под руководством Джона Фэйрчайлда, унаследовавшего ее от своего отца.

«Я здесь босс. И не дай бог тебе когда-нибудь забыть об этом», – сказал мистер Фэйрчайлд однажды, когда мы сидели рядом на одном из показов высокой моды в Париже. И хотя он мог внушать робость и звучать угрожающе, я все же очень уважал его. Он научил меня анализировать ритмы моды и тех, кто влиял на ее историю, преуспев на фэшн-поприще. «Мне плевать на шмотки, для меня представляют интерес люди, которые их носят» – эту фразу он часто повторял. У него я научился подмечать все, что происходило вокруг. Что делает платье красивым? Обработка подола, швы, крой. Рюши. Что это за рюши? Что за гастук-бабочка? Как сочетаются цвета и фактуры тканей? Вот по подиуму идет Муниа – что на ней надето? Чем при этом вдохновлялся Ив Сен-Лоран? Почему именно такое музыкальное сопровождение? И какова роль люстры на заднем плане? А эти розы – они к чему? Почему на ней эти туфли? И что за помада? Какую идею хотел передать дизайнер? Найти ответы на эти вопросы и есть главная задача – так меня учил мистер Фэйрчайлд.

В WWD не было установленных стандартов для написания текстов, в отличие от The New York Times, где существовал свод правил, которым должны были следовать все репортеры. Мы выдавали наши статьи из-под пера моментально, надеясь, что они соответствовали представлениям мистера Фэйрчайлда о качественных текстах.

В WWD людей бросали в открытое море, и они либо тонули, либо выплывали. Случилось так, что я выплыл.

Моим первым заданием в качестве светского репортера была подготовка материала о вечеринке Дианы фон Фюрстенберг. Она была замужем за принцем Эгоном фон Фюрстенбергом. Пара с обложки New York Magazine, которая тогда находилась в центре внимания. Я стоял у входа в ее квартиру, так и не сумев получить приглашение на мероприятие, вместе с кучей других журналистов и фотографов. На мне была куртка пожарного из серебристого асбеста, надетая в качестве вечернего наряда, и я фиксировал имена прибывавших гостей. Я идентифицировал практически всех. Эти знания я приобрел, читая каждый номер Vogue с детских лет.

Неловкому топтанию под дверью вскоре пришел конец, когда представители фэшн-элиты стали сами приглашать меня на вечеринки в свои роскошные гостиные. Редактор моды Бернадин Моррис писала о моем визите на мероприятие, устроенное Кельвином Кляйном: «Андре Телли, репортер издания Women’s Wear Daily, был одет в белые шорты-бермуды и рубашку в полоску с высоким воротником в викторианском стиле. Мистер Телли все время подчеркивал, что инициалы на кармане означали не Kenneth Lane, а Karl Lagerfeld».

Первый раз я был героем фэшн-колонки, а не ее автором. Могу предположить, что мои манеры южанина, помноженные на компетентность и чувство стиля, производили благоприятное впечатление. С Холстоном мы были довольно хорошо знакомы еще со времени моей работы в Interview, и я часто получал приглашения в его дом. Он одевал меня в прекрасные образцы из своих прошлых коллекций, сидевшие по фигуре за счет моего высокого роста, худобы и модельных параметров. Благодаря Холстону у меня появились потрясающие кашемировые свитера, летние смокинги и пять или шесть курток сафари из искусственной замши Ultrasuede, которые можно было постирать и вынуть из сушилки в идеальном состоянии, без единой складки. Холстон даже прислал мне старинный китайский сундук, и я украсил им свою комнату на Двадцать третьей улице.

Мистер Фэйрчайлд разглядел во мне то же, что и Диана Вриланд: мою страсть к моде. И за это я ему многим обязан. Поскольку мне приходилось писать о многочисленных друзьях мистера Фэйрчайлда, я и сам начал водить дружбу с некоторыми из них, включая чету де ла Рента, – они взялись меня опекать, словно сиротку. Когда Оскар де ла Рента представлял новые коллекции в своем узком шоуруме, мне отводилось место в первом ряду рядом с Франсуаз (его первой женой). По другую сторону от меня сидел почетный гость сезона: это могла быть Диана Вриланд, или Пэт Бакли, или Нэнси Киссинджер.

Однажды в августе во время демонстрации круизной коллекции Франсуаза повернулась ко мне и сказала: «Послушай, Де-Де, мы с Оскаром собираемся построить бассейн в нашем загородном особняке в Кенте, штат Коннектикут. Ты хотел бы, чтобы тебя пригласили поплавать в этом бассейне, когда он будет готов?»

Я вежливо улыбнулся, сделав вид, что не расслышал ее вопиюще неуместного предложения услуги за услугу под шум музыкального вступления перед началом показа. Я никогда не рассказывал мистеру Фэйрчайлду об этом эпизоде. Стань о нем известно, репутация супругов де ла Рента могла пострадать.

Злобный нрав мистера Фэйрчайлда подпитывался смачными деталями вечеринок, на которых его редакторы побывали накануне. Однажды я сказал ему, что Максим де ла Фалез, дама из французского высшего общества, жаловалась на отвратительный запах из пасти ши-тцу Оскара и Франсуазы де ла Рента. В ту же секунду мистер Фэйрчайлд подошел к своему столу и позвонил Франсуазе, дабы поделиться тем, что я только что поведал.

Разразился невероятный скандал. Мистер Фэйрчайлд отлично позабавился. Я позвонил Максим и рассказал ей, что случилось. Она спросила меня, что теперь делать. Я посоветовал ей самой позвонить мистеру Фэйрчайлду и спросить, как быть. Он порекомендовал ей прислать в качестве знака внимания чете де ла Рента что-нибудь особенное, например домашнее варенье или желе. Что она и сделала, и инцидент был исчерпан.

Иногда мы ходили куда-то вместе с Энди Уорхолом, но мистеру Фэйрчайлду я об этом не сообщал. Он был бы в ярости. Однако знакомства, которые я завязал в Interview, оказались полезными и выгодными для газеты мистера Фэйрчайлда.