Бесславие: Преступный Древний Рим - Джерри Тонер Страница 9

Но женщины и сами, бывало, выступали в роли обидчиц. В одном протоколе рассказывается: некая Дидима, жена повара Агафия Даймона, заявилась однажды вечером домой к потерпевшей, которая жалуется: «…застав меня там в окружении семьи, учинила над нами всяческое насилие — как передаваемое, так и непередаваемое словами». Далее она высказывает свое мнение о моральном облике нападавшей: «Совершенно бесстыжая женщина, преисполненная бравады». Распоясавшаяся обидчица «дошла до такой вершины безумия, что напала на меня во всю силу своей природной горячности и стала наносить мне удары и браниться на моих внучек, стоявших рядом» (SB 6.9421). Здесь важно не забывать, что перед нами показания лишь одной из сторон конфликта, и не исключено, что сильно преувеличенные. Жертва преподносит нападение как совершенно немотивированное, но, надо думать, имела место и некая предыстория. Интересно и то, что портрет обидчицы имеет довольно шаблонный характер: драчливая, сквернословящая, полоумная. А может, пожилая женщина верно рассчитала, что такой версии событий судья-мужчина поверит охотнее и даст ход делу? Так или иначе, все эти примеры, в сущности, немногим отличаются от современных случаев нападения с применением насилия. Основываясь на противоречивых показаниях сторон, часто весьма затруднительно выяснить, что же в действительности произошло. Но совершенно определенно можно сказать следующее: то был мир, где домашнее насилие было явлением обыденным и в целом общепринятым.

Другое дело сексуальное насилие — проблема, тревожившая умы античных авторов неотступно. Пристальное внимание к изнасилованиям проистекало отнюдь не от исключительной заботы о безопасности женщин. Скорее, оно являлось следствием статуса дочери как части семейной собственности, имеющейся в распоряжении отца. И любое оскорбление чести дочери автоматически трактовалось как посягательство на честь и достоинство ее отца, семейства в целом и, соответственно, общественные устои. Как красноречиво заявлено в одном из законов, даже если отец похищенной и обесчещенной дочери склонен простить нанесенное ему оскорбление, то преступника, однако, всё еще можно привлечь к суду (Дигесты, XLVIII.VI.5.2). То есть попрание чести отца считалось посягательством на сами основы общественного строя и не могло оставаться безнаказанным даже при отсутствии жалоб от потерпевших. А вот изнасилование владельцами собственных рабынь (и рабов) считалось делом совершенно законным и приемлемым. В «Соннике» Артемидора, например, так и сказано: связь с рабыней — к добру, ведь она — имущество сновидца, а значит, речь идет о наслаждении от имущества, которое, согласно видению, будет только умножаться.

Заманчиво было бы использовать здесь сравнительные данные об уровнях насильственной преступности, дабы пролить свет на то, как в действительности жилось древним римлянам. Да вот незадача: слишком уж противоречивы и неоднозначны цифры криминальной статистики в разные времена и в разных странах. К примеру, в наши дни в мегаполисах стран третьего мира, недалеко ушедших от античного Рима по целому ряду характеристик, официальная смертность в результате убийств ниже, чем во многих крупных городах США. Другое препятствие проведению параллелей — уникальность Древнего Рима. Да, это город доиндустриальной эпохи, но он был на порядок крупнее любого другого города своего времени, за исключением, пожалуй, китайских. С долей условности можно сравнить его со средневековыми европейскими городами: повальная бедность, вопиющее неравенство, слабая охрана правопорядка. А ведь достоверных статистических данных о Средних веках у нас не больше, чем данных об Античности. Один историк-социолог вроде бы убедительно доказывает, что в средневековом Лондоне среднегодовая смертность в результате убийств составляла порядка 50 случаев на 100 тысяч жителей (в наше время — менее двух случаев). Проблема, однако, в том, что истинная численность населения средневекового Лондона нам абсолютно неизвестна. Так, в XIV веке в Лондоне, по разным оценкам, могло проживать от 35 тысяч до 150 тысяч жителей: у нас нет данных о плотности заселения жилых строений в городской черте. Взяв для расчетов максимальную оценку, получим порядка десяти убийств на сто тысяч жителей — выше, чем в современном Лондоне, но ниже, чем во многих городах США сегодня. Если так, то главной причиной отличия этого показателя от современного, вероятно, следует считать отсутствие в средневековом Лондоне квалифицированной скорой медицинской помощи. Ранения, которые в наши дни залечиваются без особых проблем, в старину зачастую оказывались смертельными. Потому и некорректно сравнивать античный Рим с крупными городами в другие эпохи, а проводить подобные сравнения применительно к показателям преступности рискованно вдвойне.

Поскольку нам не удается составить достоверную статистическую картину древнеримской преступности по античным источникам, попробуем хотя бы выделить некие общие ее характеристики. Насилие против личности было в лучшем случае не менее распространено, чем преступное посягательство на чужую собственность. Это отражает, во-первых, весьма низкий уровень имущественного благосостояния населения, а во-вторых, общепринятое представление о допустимости применения силы в отношениях между людьми. Насилие, судя по всему, было в равной мере распространено в сельской и городской местности, хоть и проявлялось в разных формах — дорожного разбоя и уличных грабежей соответственно. Богачи, вероятно, становились жертвами преступного насилия реже бедняков, поскольку могли позволить себе личную охрану. Кварталы, где обитала беднота, были перенаселены, что способствовало разгулу уличной преступности. Социальная стратификация, имевшая место в Риме, никак не отражалась на структуре города: в ту пору мы не заметили бы деления районов на богатые и бедные, как это имеет место в современной урбанистической среде. Скромные жилые дома безо всяких излишеств ютились прямо под боком у величественных городских вилл. Таким образом, в городе не было ни районов, полностью зачищенных от преступности, ни запретных зон, наводненных криминалом. Наконец, женщины, судя по всему, часто страдали от насилия не только на улице, но и дома.