Греческая религия. Архаика и классика - Вальтер Буркерт Страница 89

Юность и чистота нового начала в обряде инициации на ежегодном собрании, изгнание несчастья при помощи песни, изображение мечущего стрелы бога — все это становится в один ряд; то, что в результате складывается в единый образ, происходит в еще большей степени, чем у других богов, благодаря поэзии. При этом поэты, или, скорее, «певцы» находились под особым покровительством Аполлона. В действии двоякого рода Аполлон предстает уже в первой песни «Илиады»: он является, подобный ночи, чтобы наслать чуму, стрелы звенят за его плечами, ужасно натягивает он тетиву. Животные и люди гибнут до тех пор, пока ахейцы не достигают примирения с богом. И тот же Аполлон, сидя на Олимпе среди богов, играет на «прекрасной форминге», струнном инструменте, под звуки которого поочередно поют «сладостным гласом» музы²⁶. Подобная же картина и в древнем гимне Аполлону: когда он, неся свое ужасное, «разящее вдаль» оружие, поднимается на Олимп, все боги вскакивают со своих мест; только Лето не встает, она забирает у сына колчан и лук, предлагает ему сесть на его место и радуется, что родила «луконосного мощного сына». Потом Аполлон вновь шагает по земле, играя на лире; он идет в Дельфы и дальше, прелестные хариты танцуют вместе с Артемидой и Афродитой; «сиянье блещет» вокруг Аполлона, который посреди них бряцает на струнах²⁷.

Бог чумы — одновременно хозяин целительной песни; заранее заданная связь лука с лирой формирует образ: лук тоже «поет», а лира «посылает вдаль» свои звуки. Гераклит²⁸ увидел в луке и лире «перевернутое соединение», palintropos harmonia, в котором «различное становится едино с самим собой». У огромной статуи Аполлона на Делосе были в правой руке три хариты, богини, олицетворяющие изящество, а в левой руке — лук. Согласно толкованию Каллимаха, это означает, что милость бога предшествует уничтожающей силе и превосходит ее²⁹.

Стрела поражает издали; эпитеты Аполлона hekatebolos, hekebolos, hekatos понимались как «дальновержец»³⁰. Песня начинает звучать и умолкает, к Аполлону не всегда можно подойти близко, несмотря на статую. Поэтому, когда речь идет об Аполлоне, миф о рождении намного важнее мифа о первом явлении в качестве бога, в отличие от того, как обстоит дело с Зевсом или тем более с Посейдоном. По схеме рождения царского сына рассказывают о страданиях матери, которая скиталась по свету и не могла найти себе пристанища, пока ее не приютил маленький островок Делос. Здесь, возле финиковой пальмы Лето опустилась на землю, и весь Делос наполнился ароматом амброзии, вся мощная земля рассмеялась, возвеселилось даже глубокое море³¹. Навсегда от этого первого часа остался на Делосе какой-то блеск, сохраняющийся в красоте пальмы и круглого озера.

Аполлона призывают на праздник каждый раз заново, распевая пеан, так это было и на Делосе — говорили³², что бог жил в Ликии, либо на севере по ту сторону великих гор, у благочестивого народа гиперборейцев. Микенские могилы на Делосе называли могилами «гиперборейских дев», приплывших некогда на остров, и почитали как таковые³³. Дары, которые приходили на Делос через Аполлонию в Эпире и Додону и, возможно, попадавшие в Грецию с севера «янтарным путем», считались дарами гиперборейцев³⁴. Также и в Дельфах явление бога могло быть обставлено как прибытие его из страны гиперборейцев. В одном гимне Алкея изображалось, как Аполлон появляется на колеснице, запряженной лебедями; поют соловьи, стрекочут ласточки и сверчки, течет серебряной струей Кастальский ключ, раздается звон треножника³⁵. Еще более ранняя вазопись изображает Аполлона на колеснице, запряженной крылатыми конями; сзади него находятся две спутницы, возможно, гиперборейские девы; Аполлона приветствует Артемида — не исключено, что она делает это по праву хозяйки Делоса³⁶. Явление бога в культе Аполлона представлено также перенесением лавровой ветви к святилищу — Дафнефориях³⁷.

Бог, носящий лук, опасен. Без сожаления он вместе с Артемидой убивает всех детей Ниобы, которая похвалялась тем, сколько их у нее, и нанесла оскорбление Лето³⁸. Ахилл также погибает от стрелы Аполлона. Здесь задействована таинственная игровая квази-идентичность бога и жертвы, так же как в случае с Артемидой и Ифигенией: юноша в цвете лет, еще неженатый, еще с длинными волосами, гибнет от руки именно этого бога. Сын Ахилла Неоптолем нашел ужасный конец в дельфийском святилище Аполлона и именно потому стал героем, имеющим власть надо всеми праздниками, где приносились жертвы³⁹. Более однозначной становится оценка в тех случаях, когда Аполлон убивает чудовищ вроде злодея Тития, домогавшегося Лето⁴⁰, или дельфийского дракона. Битва с драконом — бродячий сюжет; имя и пол дельфийского дракона в изложениях мифа варьируются, но возобладала точка зрения, согласно которой змея звали «Пифон» («Пи-юн»), и он был сыном земли и хозяином этого места, пока стрелы Аполлона не погубили его⁴¹. Пифийский агон впоследствии являлся празднованием этой победы.

На всех праздниках в честь Аполлона присутствует аполлонова музыка, исполняемая хорами мальчиков и девочек. Конкретно с пи-фийским торжеством связан мусический агон, соревнование в пении в сопровождении лиры и флейты, а также в сольной игре на флейте, хотя спортивные состязания, особенно колесничный бег, впоследствии стали преобладать, так как больше интересовали публику. Победитель получал лавровый венок. Эту традицию переняла эпоха Возрождения, когда так же увенчивали поэтов (poeta laureatus). Правда, музы для греков — дочери Зевса и Памяти, но Аполлон — их предводитель, «Мусагет» (Musagetes).

Существенной чертой культа Аполлона остается то, что он является богом-целителем — от мифического основания Дидим, когда Бранх, предок жреческого рода Бранхидов, прекратил эпидемию⁴², до постройки хорошо сохранившегося храма в уединенном горном месте Бассы в Аркадии, который был возведен во исполнение обета в связи с чумой 430 г. в честь Аполлона Целителя («Эпикурия»)⁴³. Для исцеления отдельных болезней простых людей появился затем Асклепий, но он всегда остается сыном Аполлона, который сам именуется Iatros, «Врачеватель».

Бог исцеляющей песни вполне мог бы быть богом магии, но Аполлон, напротив, бог очищений и зашифрованных оракулов. В то время как эпидемии и несчастья, nosos в широком смысле, трактуются как «осквернение», несчастье не персонифицируется, а объективируется; на передний план выступают знания и ответственность человека; нужно выяснить, какое действие повлекло за собой «осквернение», и человек должен новым действием устранить его, это «miasma»⁴⁴. Правда, для этого нужно сверхчеловеческое знание: бог очищений должен быть одновременно и богом-оракулом, при этом функция оракула, конечно, выходит далеко за пределы культовых предсказаний. Оракулы принесли в Аполлону архаическую эпоху большую славу, чем что-либо другое, хотя они не везде являются непременной принадлежностью культа — например, делосский оракул угас, — в то время как есть и оракулы Зевса, и оракулы мертвых⁴⁵. Уже в «Илиаде» провидец стоит под защитой Аполлона, в гимне Аполлона бог заявляет: «Пусть подадут мне изогнутый лук и любезную лиру. Людям начну прорицать я решенья неложные Зевса!»⁴⁶. В этой функции Аполлон особенно близок своему отцу Зевсу: «Локсий — пророк отца-Зевса»⁴⁷. Однако именно с Аполлоном связано непрямое, скрытое откровение, почему его и называют Локсием, «извилистым»; трудные для понимания слова одержимого богом медиума облекаются в стихи, часто сознательно двусмысленные и неопределенные. Нередко правильное толкование приходило лишь со второго или третьего раза, так что успевали произойти неприятные события. Даже в этой области, где божественное казалось античным людям наиболее доступно, Аполлон продолжал оставаться далеким и «недоступным».