Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов Страница 89

Я больше 50 лет служу русскому народу и России, хорошо знаю русского солдата и не обвиняю его в том, что в армии явилась разруха. Утверждаю, что русский солдат – отличный воин и, как только разумные начала воинской дисциплины и законы, управляющие войсками, будут восстановлены, этот самый солдат вновь окажется на высоте своего воинского долга, тем более если он воодушевится понятными и дорогими для него лозунгами. Но для этого требовалось время.

Этим я заканчиваю мой 1-й том воспоминаний. Если Бог жизни даст, постараюсь вспомнить все подробности моей жизни при новом режиме большевиков в России. Из всех бывших главнокомандующих я остался в живых и на территории бывшей России – один. Считаю своим священным долгом писать правду для истории этой великой эпохи. Оставаясь в России, несмотря на то, что перенес много горя и невзгод, я старался беспристрастно наблюдать за всем происходящим, оставаясь, как и прежде, беспартийным. Все хорошие и дурные стороны мне были заметнее.

В самом начале революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии, пока она будет существовать или же пока меня не сменят. Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило. Одно время, под влиянием больших семейных переживаний и уговоров друзей, я склонялся к отъезду на Украину и затем за границу, но эти колебания были непродолжительны.

Я быстро вернулся к моим глубоко засевшим в душе убеждениям. Ведь такую великую и тяжелую революцию, какую Россия должна была пережить, не каждый народ переживает. Это тяжко, конечно, но иначе поступить я не мог, хотя бы это стоило жизни. Скитаться же за границей в роли эмигранта не считал и не считаю для себя возможным и достойным.

В заключение мне хочется сказать, какое глубокое чувство благодарности сохранилось в душе моей ко всем верившим мне моим дорогим войскам. По слову моему они шли за Россию на смерть, увечья, страдания. И все это зря… Да простят они мне это, ибо я в том не повинен, провидеть будущее я не мог.

Часть II

Предисловие к последнему тому

Перечел я все, что успел продиктовать и что торопилась жена моя переписать, лечась в Карлсбаде, в течение семи недель. Конечно, это производит сумбурное впечатление, но что же делать! Выбора нет. Да ведь это же не литературное произведение, а только отрывки воспоминаний, которых у себя дома я не могу написать при нынешней политической обстановке.

Конечно, это сырой материал, требующий отделки и более тщательной разработки. Может быть, это мне или жене когда-нибудь и удастся сделать. Необходимо все написать одной орфографией, а то жена пишет по старой, а переписывает документы и с печатных материалов по новой. Одним словом, путаница большая и необходимо привести все это в порядок и дать стройную систему, но времени для этого у нас нет.

Оставляю все это за границей, у друзей, которые, надеюсь, это сохранят от чужого взгляда, дабы эти записки не могли быть использованы в печати преждевременно. Конечно, нас всех там могут расстрелять за эти воспоминания, но не в этом дело. Молясь ежедневно, как православная церковь учит, чтобы избегнуть «наглыя смерти», я все же полагаюсь на волю Божию, и если и нам суждена эта наглая смерть в подвалах на Лубянке, то да будет Его святая воля.

Но я опасаюсь, что все, что я вспоминаю на этих страницах, что я пережил за эти годы, будет уничтожено в Советской России. Они слишком много лгали, пользуясь моим именем. А я бы хотел, чтобы в новой России наши потомки знали правду, и прошу сохранить до моей смерти все, что успел продиктовать.

Пусть знает история, как я любил Россию и что пережил во имя ее.

А. Брусилов 12 июня 1925 г.

(Карлови-Вари, Карлсбад по-чешски)

Глава 1

Окончив диктовать кратко свою автобиографию в первый том моих воспоминаний, приступаю к самому тяжкому и сложному периоду своей жизни. Вполне сознаю, что все, что я пишу, не имеет стройной последовательности или, тем более, литературной отделки.

Я не следую повальной моде русских людей писать свои воспоминания, наоборот, я этого не хотел, но многие друзья настаивали на этом и я согласился продиктовать, что вспомню. Но это выходит несколько беспорядочно: то я забегаю вперед, то возвращаюсь к старому. Я стар и болен и да простит мне будущий читатель все мои промахи в стиле и форме этих набросков.

В бытность мною главнокомандующим Юзфронтом во время Германской войны большевики и ранее и после Февральского переворота сильно агитировали в рядах армий. Во времена Керенского у них было особенно много поползновений проникать в армию. Мне помнится один случай. Когда Керенский был на фронте вместе со мной, мне докладывал мой начальник штаба ген. Сухомлин следующее: несколько большевиков прибыло в штаб в мое отсутствие.