Немецкая оккупация Северной Европы. Боевые операции третьего рейха. 1940-1945 гг. - Эрл Зимке Страница 88

Маннергейм считал, что стремление уничтожить Финляндию заставило русских ослабить наступление на группы армий «Центр» и «Север» и нарушить данное западным державам обещание оказать им помощь во время высадки в Нормандии. Поскольку надежные советские источники отсутствуют, никаких определенных выводов относительно намерений русских сделать нельзя. Однако вряд ли наступление на Финляндию было предпринято с заранее обдуманной целью – не помогать высадке союзников в Нормандии наступлением на востоке. Финский фронт имел для России второстепенное значение; возможно, наступление на нем было вызвано желанием заполнить паузу. Сначала Сталин сомневался, что союзники действительно вторгнутся на континент, а потом хотел убедиться, что эта высадка серьезна и имеет шансы на успех. Вероятно, успех вторжения заставил Сталина махнуть рукой на возможность вторжения в Финляндию и бросить все силы на Берлин, чтобы взять его раньше союзников.

Когда 17 августа Кейтель прибыл в Хельсинки, чтобы вручить Маннергейму пряжку в виде дубовых листьев к орденской ленте (являющуюся признаком повторного награждения), а Хейнрихсу – Рыцарский Железный крест, ситуация, в которой оказалась Германия, могла бы поколебать даже его необузданный оптимизм. Прорыв в Нормандии расширялся, и до освобождения Парижа оставалось всего несколько дней. Дополнительное наступление союзников в Южной Франции развивалось успешно. В Италии немцев оттеснили до так называемой «Готской линии». На востоке русские стояли в предместьях Варшавы. Внезапно конец Германии стал казаться очень близким – куда более близким, чем это случилось на самом деле.

Маннергейм воспользовался визитом Кейтеля, чтобы поставить точки над «i»; возможно, им руководило желание не столько просветить немцев, сколько развязать себе руки для нового раунда переговоров с Москвой. Он сказал, что потери в 60 000, понесенные в ходе летней кампании, удалось компенсировать, но второго такого кровопролития Финляндия уже не выдержит. Говоря о статусе соглашения Рюти – Риббентропа, который наверняка интересовал Кейтеля больше всего, Маннергейм заявил, что Рюти, находясь в отчаянной ситуации, заключил договор, который оказался чрезвычайно непопулярным. Финляндия считает, что отставка Рюти автоматически аннулировала контракт. Кейтель, ошарашенный этим дерзким заявлением, пытаясь защитить законные интересы Германии, отказался это слушать, сказав, что не уполномочен принимать политические заявления.

Во второй половине августа признаки приближения конца начали расти в Финляндии как грибы. Призывы к миру усиливались с каждым днем, самые разнообразные слухи текли рекой. В такой атмосфере сообщение о том, что Румыния запросила мира, произвело эффект разорвавшейся бомбы. 25 августа через свое посольство в Стокгольме финская власть спросила советское правительство, согласно ли оно принять финскую мирную делегацию. Одновременно было передано устное сообщение о заявлении, сделанном Кейтелю Маннергеймом, что он не считает себя связанным соглашением Рюти – Риббентропа. Официальное заявление о том, что Финляндия разрывает соглашение, было послано Германии только на следующий день.

В ответе от 29 августа советское правительство согласилось принять мирную делегацию при соблюдении двух предварительных условий: немедленного разрыва дипломатических отношений Финляндии с Германией и приказа немецким войскам покинуть страну в течение двух недель, самое позднее 15 сентября; в случае отказа немцев подчиниться Финляндия обязана принять меры по их интернированию. Финский парламент принял эти условия 2 сентября и в тот же день одобрил решение правительства разорвать дипломатические отношения с Германией.

Решение финнов застало немцев врасплох. Хотя 31 августа германскому послу в Хельсинки сообщили о ведущихся переговорах, в Германии были убеждены, что советские условия снова окажутся неприемлемыми. Такое уже бывало: раньше одного взгляда на советские условия было достаточно, чтобы отбить у финнов стремление к миру. 2 сентября, в последнюю минуту, немцы сделали неуклюжую попытку повторить этот сценарий: Рендулич в обращении к Маннергейму подчеркнул, что русские требования могут вызвать конфликт между немецкими и финскими частями, в котором уцелеет лишь каждый десятый, поскольку сражаться друг с другом будут лучшие солдаты в Европе.

Две проблемы, которые волновали финское руководство больше всего, оказались менее серьезными, чем ожидалось. Первой из них была опасность экономической катастрофы после прекращения германской помощи. Эта проблема решилась в августе, когда шведы согласились обеспечивать потребности финнов в зерне и других продуктах питания в течение шести месяцев. Вторая проблема, связанная с опасениями, что некоторая часть населения (особенно армия) откажется принять мир и поднимет мятеж или свяжет свою дальнейшую судьбу с немцами, так и не возникла, хотя предпосылки для этого были. В последние месяцы немцы пытались подкинуть финнам идею о создании подпольного движения Сопротивления. Во время июньского визита в Хельсинки Риббентроп предложил (возможно, экспромтом), чтобы германский посол подобрал тысячу надежных людей, которые могли бы захватить власть в стране. Одновременно Гитлер распорядился включить финские части в состав 20–й горнострелковой армии на случай сепаратного мира. Позже Рендулич предлагал использовать находящиеся в Южной Финляндии немецкую пехотную дивизию и бригаду самоходных артиллерийских установок как ядро будущего движения Сопротивления; в августе он заявил, что можно убедить генерала Тальвелу возглавить это движение. Ни один из этих проектов не пошел дальше разговоров, а более поздняя попытка возродить традиционный финский 27–й егерский батальон (в германской армии) привлекла всего кучку добровольцев. Подавляющее большинство финского населения желало последовать за своим правительством, а финское правительство всю войну тщательно заботилось о том, чтобы в стране не появились возможные Квислинги.

Приняв советские условия, финны назначили делегацию для заключения перемирия (как потом выяснилось, ей же пришлось разрабатывать условия мирного договора) во главе с премьер – министром Антти Хакзеллом. Маннергейм сделал попытку объяснить финскую акцию в личном письме Гитлеру, где выразил благодарность Германии за помощь и верность братству по оружию, но указал, что немцев никогда не смогут уничтожить полностью, а финнов смогут – и как народ, и как нацию; следовательно, Финляндия должна заключить мир для того, чтобы сохранить свое существование. Затем он обратился к Сталину с предложением прекратить огонь и предотвратить дальнейшее кровопролитие на период проведения переговоров. Обе стороны договорились о прекращении огня с 7.00 4 сентября. Финны закончили свои операции вовремя, но русские – то ли по ошибке, то ли с целью подчеркнуть свою победу – продолжали военные действия еще двадцать четыре часа.

Делегация прибыла в Москву 7 сентября, но советское правительство представило свои условия только через неделю. О восстановлении границы 1940 г. было известно заранее. Кроме того, русские потребовали весь регион Печенги, а вместо полуострова Ханко – 50–летней аренды полуострова Порккала – Удд для создания там базы, которая не только давала бы им контроль над главными железнодорожными и шоссейными маршрутами в Юго – Западную Финляндию, но и позволяла бы обстреливать Хельсинки из дальнобойных орудий ^[58]. Репарации в размере 300 000 000 американских долларов следовало выплатить товарами в течение пяти лет. Финская армия должна была в пятидневный срок отступить за границу 1940 г. и за два с половиной месяца провести сокращение до уровня мирного времени. На период продолжения войны с Германией Советский Союз получает право пользоваться финскими портами, аэродромами и торговыми судами; за выполнением условий перемирия, которое наступит в день подписания соглашения, будет наблюдать советская правительственная комиссия.