Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг - Борис Мегорский Страница 88

Случались ситуации, когда осаждающий был вынужден прекратить осаду, несмотря на отсутствие непосредственной угрозы неприятельского сикурса. Рекомендации Курганова осаждающему сводятся к тому, чтобы при отходе обезопасить себя от вылазок осажденного и сохранить все осадные припасы. Если требовалось уйти втайне от гарнизона, то с наступлением ночи вся артиллерия и обоз отправлялись в дорогу, а в траншеях оставались солдаты для стрельбы и имитации обычной осадной деятельности; когда же обоз достаточно удалится от крепости, вся армия следовала за ним, оставив в поле горящие костры. Если опасаться гарнизона не приходилось, то в том же порядке – сначала обоз с артиллерией, а потом пехота с кавалерией – армия отступала при свете дня. «А ежели при отступлении неможно всего с собою увезти, в таком случае ломают и жгут те вещи кои принуждено оставить, дабы неприятель не мог ими воспользоваться…» ^[1026].

За всю Северную войну русская (как и шведская) армия редко прекращала уже начатую осаду. Видимо, наиболее известный подобный случай произошел в 1706 г. под Выборгом. Эта осада была предпринята осенью (поздний сезон) с недостаточными силами и средствами (артиллерию везли слишком долго, а кораблей для блокады города с моря не было вовсе), поэтому оказалась непродолжительной. Царь лично принял решение отступить, несмотря на то что сикурса с шведской стороны не опасались. «Поденная роспись или Юрнал с 1702 по 1714 год» описывает двухнедельное стояние под Выборгом: «С вышепомянутого октября 12-го дня даже до 27-го дня того ж месяца действия никакова не было, понеже артиллерия еще ис Питербурха не была привезена, токмо между тем из города были в разные числа 3 выласки… С 22-го дня, когда пришла артиллерия наша, тогда сию крепость жестоко бомбандировали 4 дни и 4 ночи сряду, от которого бомбандирования 5 пожаров в городе было. И потом, поздого ради времени, для того что застигла глубокая осень, не имея лошадям фуражу, так ж и за недоволством правианта, отступили, ибо завести правианту сухим путем за поздым самым временем глубокой осени было тогда невозможно» ^[1027]. О тяжелой ситауции с фуражом свидетельствовал английский посланник Ч. Витворт в письме статс-секретарю Р. Гарлею (R. Harley) от 26 ноября 1706 года: «…но главным образом русские потерпели от потери лошадей: расположенные или на камнях, или в болотах, терпя нужду в фураже, они стали падать так быстро, что признано было благоразумным снять лагерь 26-го октября. Большинство драгун возвратилось на зимние квартиры в Ингрию пешком…» ^[1028]. Сообщение англичанина подтверждается полковой документацией, согласно которой в начале похода в конных частях было 4009 лошадей, а вернулось только 2320, притом что всадники потерь практически не понесли ^[1029].

Неприятным сюрпризом для русских стало местоположение Выборгской крепости (она окружена водой с трех сторон) – это обстоятельство оказалось неизвестно заранее стоявшим в Санкт-Петербурге войскам. 20 октября Петр объяснял Г. И. Головкину: «О здешнем извещаю, что некоторого ради неведения о положении места, – чему не я, но те, которые непрестанно здесь живут, а не ведали, виною суть, аднакож мне досталась печаль, – ныне за поздним временем отаковать, кроме бомбардированья, невозможно» ^[1030]. Днем ранее царь сетовал о том же Меншикову, который разделял досаду государя и в качестве примера приводил шведов, неоднократно подходивших к Петербургу с разведывательными целями: «О незнании положения места Выборхского правда, что не гораздо добро учинили те, которые без отлучки в соседях живут: мочно бы признать и ис приходу Мейделева, понеже оной не ради чего приходил к Санктпитербурху по нескольку раз, точию для осмотрения положения места и крепостей; а ежели бы у нас заранея так было учинено, то надеюсь, что бы ваша милость могли наилутчей способ ис того выбрать и ползу свою исполнить» ^[1031].

К следующему походу на Выборг русская армия была лучше снабжена разведывательной информацией; в частности, в 1708 г. на русскую сторону «перекинулся» шведский капитан Эван Ванох, который подал адмиралу Ф. М. Апраксину чертеж Выборга ^[1032]. И в том же 1708 г. началась разработка планов по новой осаде Выборга ^[1033]. Под Выборг и Кексгольм отправляли отряды для сбора информации. Например офицер Белозерского полка И. Н. Найдинский позже писал, что «в 705 и в 706 и в 707 и в 708 годех из Санкт Питербурха, по приказу… Апраксина и… Брюса, посылай я был в оные годы в разных месяцах и числах особливою командою в партии к Выборху и к Кексгольму зимою на лыжах, а летом сухим путем пешия для раззорения неприятеля и для поиску языков и для неприятельских партий, а сколько раз ходил в оные годы – того написать не упомню, понеже много раз посылай был» ^[1034].

Но вернемся в октябрь 1706 года. Помимо сложностей с провиантом и с неподготовленностью к действиям на воде, в осадном корпусе наблюдалось полное отсутствие артиллерии – осадный парк все еще находился в пути к Выборгу. Когда стало ясно, что рассчитывать на успех осады невозможно, Петр приказал еще с дороги «всю артиллерию поворотить назад», а к крепости привезти лишь «5 мартиров и к ним 1500 бомбов с порохом и с трубками и с протчим, что надобно к тому» ^[1035]. Эти мортиры вели огонь по крепости 4 дня – ведь бомбардирование было единственным способом нанести городу хоть какой-то ущерб. Когда настало время отступать, царь предписал разгоревшиеся от стрельбы мортиры расколоть и везти обратно в виде обломков, «для легости» ^[1036].

Относительно отхода всего осадного корпуса из-под Выборга Петр оставил генерал-майору Р. В. Брюсу подробную инструкцию.

1. Прежде окончания бомбардированья за день отпустить с нерегулярными людми 3 мартира наперед на волах и людех.

2. Отступать надлежит при вечере, а приказать, где были огни, чтоб дров приготовили на сутки, и когда отступят пехота, приказать коннице, чтоб во всю ночь те огни клали, и когда да разсвенет, тотчас послать барабанщика и с ним кого афицера в город, наказав им, чтоб отнюдь не сказывали об отходе; а буде они, сведав, сами будут спрашивать их о том, сказать, что при них поход сказан, а пошли ль, того не знают; коннице, по принятии их в город, не долго мешкав, иттить прочь.