Не только Евтушенко - Владимир Соловьев Страница 87

Они умерли один за другим, в 2010 году, 31 мая и 1 июня: Питер Орловски (Peter Orlovsky), затерявшийся в тени своего легендарного любовника Аллена Гинзберга, но всегда почетно упоминаемый рядом с именами Берроуза, Ферлингетти, Керуака, Ашбери, Корсо; и Андрей Вознесенский.

Яркие, знаковые, легендарные поэты, вошедшие в литэнциклопедии и мартирологи еще и как представители «разбитого», как называли его иногда по-русски, поколения (beat generation), которое провозгласило свободную любовь и кайф наркотических трипов, расслабленную манеру сквернословить публично и клясться в любви к буддизму вкупе с сектантскими рок-мантрами фанов Вудстока и цитатами из Торо и Эмерсона бродяг Гринвич-Виллиджа:

Обожаю Гринич-Вилидж

В саркастических значках.

Это кто мохнатый вылез,

Как мошна в ночных очках?

Это Аллен, Аллен, Аллен!

Над смертельным карнавалом,

Аллен, выскочи в исподнем!

Бог – ирония сегодня.

Как библейский афоризм

Гениальное: «Вались!»

(А. Вознесенский, «Нью-Йоркские значки»)

Видимо, есть в этом некая символика: один из первых поэтов поколения битников в СССР Андрей Вознесенский умирает на следующий день после смерти одного из последних именитых американских битников, шестидесятника Питера Орловски.

Поколение это стремительно уходит, и с годами все больше осознаешь, до чего они, шестидесятники, были пропагандистски похожи.

Живя в разных полушариях, они говорили по-русски и по-английски, в общем-то, на одном понятийном языке. С середины 1950-х – одни и те же громкие банальности, революционные про зрения, невероятные рифмы, авангардные формы, линялые джинсы: «…когда я попал в Америку в 60-е годы, я увидел, что битники ходили так же, как и мы в Москве.» (Интервью с А. Вознесенским, «Коммерсантъ», 1997 г. http://www.kommersant.ru/doc/182992)

Схожие призывы поэтических лириков и пацифистов-физиков под одни и те же гитарные аккорды, под джойнты с канабисом и поцелуи взасос. Со скандалами, громкими и грязными, обязательно в общенациональной прессе, с обвинениями в адрес правительств, военных баз, консерваторов, обывателей, буржуев, рябчиков и ананасов:

Мы – битники. Среди хулы

мы, как зверёныши, волчата,

Скандалы точно кандалы

За нами с лязгом волочатся.

(А.Вознесенский, «Монолог битника»)

Орловски умер 31 мая 2010 года, в возрасте 76 лет. Одиноко скончался от рака легких в уездном городе Williston, VT. Если бы его не доконал рак, поэт Питер Орловски продолжил бы бороться с прогрессирующим диабетом и последствиями бурной молодости – наркотической и алкогольной зависимостями.

Его отца звали Олегом, он прибыл в Нью-Йорк из России. Один из его четырех сыновей, натурщик в начале биографии и впоследствии известный поэт-битник, родился на манхэттенском Lower East Side 8 июля 1933 года.

На семь лет позже Гинзберга, появившегося на свет в 1926 году почти по соседству – через реку Гудзон, в нью-джерсийском городке Паттерсон.

В 1954 году Гинзберг увидел портрет Питера в сан-францисской студии художника Роберта ЛаВин (Robert LaVigne), там же познакомился с самим натурщиком – и семейная пара уже не расставалась до смертного часа культового Гинзберга в 1997 году.

Орловски был охоч как до мужчин, так и до женщин. Гинзберг мужской любви не изменял. Оба имели многочисленные связи на стороне, но трогательно провели жизнь в неверном супружестве и обожании друг друга.

Один был ерничающим паяцем, капризным снобом, так до конца и не осилившим азы английской грамматики. Читать его – обхохочешься, хотя скверное знание английского можно принять за манерность и примитив, сродни наиву. Вот небольшой дурашливый, придурошный, идиотический образчик – краткая биография Орловски из T e New American Poetry 1945–1960, by Donald M. Allen:

«Моя биография родилась в июле 1933-го. Рос с грязными ногами и смеялся. Ненавижу пыль, потому ковыряюсь в носу. В школе были одни неприятности: всегда задумавшись, в мечтах, грустен, с таинственными проблемами. Бросил школу на последнем году и затерялся, работая в госпитале для душевнобольных, в отделении для дебильных стариков. Люблю крендели, и я больше не запоминаю снов. Кто-нибудь, пожалуйста, купите мне гору с пещерой наверху. Я больше не разговариваю. Хотел быть фермером, пошел для этого в школу и работал тяжело, тяжело, я вам говорю, очень тяжело, вы бы удивились. Занимался подниманием тяжестей на автобусных остановках. Приходится ценить пережаренный бекон, спасибо мамаше. Слишком подолгу смотрю на свои ноги и нуждаюсь в не полагающихся мне параноидальных внезапных облаках. Наслаждаюсь мытьем полов и чисткой кошачьей рвоты. Люблю плавки. Мне нужна для развлечений луна. Начинаю получать удовольствие от умственной пустоты, особенно в ванне. Этим летом мне пришлись по вкусу мухи, щекочущие лапками нос и лицо. Я требую, чтобы в магазинах продавали мочу, это помогло бы людям лучше познать друг друга. Мой индекс интеллектуального развития в школе – 90, но теперь мой специализированный индекс исчисляется в тысячах».