Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - Генрих Хаапе Страница 86

Утро 28 декабря прошло спокойно. И у наших солдат было время прибрать полосу обеспечения. С лежавших там убитых красноармейцев было снято достаточно теплой зимней одежды, чтобы обеспечить ею каждого бойца сильно уменьшившегося численно батальона, у которого ее еще не было. Застывшие в самых причудливых позах трупы были перенесены в бани, где они постепенно оттаяли. Потом за работу взялись так называемые «команды пильщиков». Это была отвратительная работа, но мы не могли позволить себе излишнюю щепетильность. Смерть поджидала каждого, кто терял слишком много тепла собственного тела.

В лесу были прорублены новые просеки для стрельбы. Патрули постоянно обходили внешний край полосы обеспечения. Разведывательные дозоры пробирались ползком еще дальше, чтобы попытаться узнать как можно больше о намерениях неприятеля. Некоторые из них вступали в короткие перестрелки с противником. Поскольку в следующем бою закоченевшие трупы красноармейцев могли ввести в заблуждение наших пехотинцев, представляя собой ложные цели, тела всех убитых русских были убраны с нейтральной полосы и сложены в большом сарае.

Наши бойцы занялись чисткой своего оружия и подсчетом огромного количества боеприпасов и оружия, брошенного противником на полосе обеспечения. В течение всего дня с обеих сторон артиллерия вела лишь беспокоящий огонь. К нам поступили донесения о перемещении крупных вражеских сил в районе между деревнями Васильевское и Ушаковские Горки.

Кагенек лично контролировал все принимаемые меры и успевал проследить за всем. Особенно его беспокоила раздача теплой зимней одежды, снятой с убитых красноармейцев. После обеда уже каждый боец батальона был одет так, что мог выдержать даже самый лютый мороз. Однако ношение этой трофейной одежды имело и один существенный недостаток: в суматохе ночного боя наши бойцы могли по ошибке принять за русских своих же боевых товарищей. Поэтому было приказано носить стеганые вражеские телогрейки только под немецкой полевой формой. Кроме того, каждый наш боец должен был всегда надевать на голову свой подшлемник.

Поскольку численность моего медико-санитарного подразделения из-за потери Мюллера снова сократилась, нам на помощь прислали зубного врача по фамилии Баумайстер. Тем временем почти все армейские зубоврачебные подразделения были распущены. Пока же я использовал Баумайстера как своего личного ассистента, благодаря чему Генрих смог взять на себя исполнение обязанностей Мюллера.

Немец-сибиряк Кунцле постоянно старался изо всех сил и трудился образцово. Он заботился о пополнении запасов санитарного имущества и делал все, что в его силах, чтобы помочь раненым русским пленным. Мы не делали различий в зависимости от национальности раненого – к каждому из них, и русскому и немцу, мы относились одинаково внимательно. ^[92] Наш русский хиви Ганс даже в самый разгар боя с неизменным спокойствием и самообладанием отвозил раненых в тыл, а возвращался на передовую, нагрузив целые сани боеприпасами. Мы были абсолютно уверены в лояльности этого кряжистого сибиряка, так же как и всего остального нашего медперсонала. Такой никогда не перейдет снова на сторону Красной армии. А что же Тульпин? Он был вне всякой критики. Он ни разу не попытался уклониться от выполнения какого-нибудь опасного задания и ни разу не проявил даже малейшего признака страха. Но его зрачки по-прежнему были расширены, губы дрожали, а ладони постоянно были влажными. Демоны продолжали терзать усердного унтер-офицера медико-санитарной службы, а его воля была сломлена. Эти демоны как будто приковали его к огромному маятнику, который бесконечно колебался туда-сюда между раем и адом. Мне было искренне жаль его. К сожалению, в настоящее время я ничего не мог для него сделать. Но я был готов оказать ему любую помощь, как только русское наступление прекратится.

Тело Шульце лежало в одном из просторных сараев на восточной окраине деревни. Так оно находилось как можно ближе к 10-й роте, бойцы которой после его гибели доказали, какими прочными были узы между ними и их бесстрашным командиром. Они не стали рыть для него могилу в снегу. Согласно воле его солдат, Штольце должны были похоронить со всеми воинскими почестями на немецком солдатском кладбище в нашем тылу. Именно поэтому они положили его тело на готовые в любой момент к отправке легкие сани, стоявшие в открытом сарае. Если нам вдруг придется оставить наши позиции, эти сани можно было бы, не теряя времени, взять с собой. В них можно было впрячь лошадь, а в крайнем случае солдаты 10-й роты и сами могли тянуть их по снегу. Бойцы 10-й роты взяли на себя эти хлопоты добровольно, несмотря на постоянное нервное и физическое перенапряжение, голод и смертельную опасность. Павшему смертью героя обер-лейтенанту Штольце невозможно было оказать еще большую последнюю честь.

День быстро приближался к концу. Тусклое солнце на серо-голубом, холодном небе не подарило нам ни одного теплого лучика. Вот оно поспешно опустилось за низкие холмы, видневшиеся на западной стороне горизонта, и на несколько минут окрасило безжизненные, запорошенные снегом леса в нежный розовый цвет.

На батальонном перевязочном пункте не осталось ни одного раненого, вся дневная работа была выполнена. Возможно, и мы на один день приблизились к своему закату, к закату своей жизни? Солдаты ставшего таким малочисленным 3-го батальона ждали, когда начнется русская атака. Они знали, что и сегодня ночью им предстоит биться за свою жизнь с противником, имевшим подавляющее преимущество в живой силе и технике.

На фронте было непривычно тихо, когда я отправился по обледеневшей дороге к сараю, где покоилось тело Штольце. Обе стороны прекратили артиллерийский огонь. Возможно, зная о предстоящей ночной бойне, русские и немецкие артиллеристы решили поберечь боеприпасы и силы для решающих мгновений битвы?

Над покрытой толстым слоем снега крышей сарая, словно огромные пальцы, выступали черные балки. Внутри было еще достаточно светло, чтобы детально все рассмотреть. Когда я осторожно стянул покрывало с тела, погибшего офицера, на землю посыпалась снежная крупа. Штольце лежал передо мной, словно высеченный из мрамора. Его руки были сложены на груди, глаза закрыты, в уголках рта притаилась едва заметная улыбка. Если бы зима никогда не кончалась, он мог бы лежать здесь, как забальзамированный, до скончания веков.

У ворот сарая стоял ординарец Штольце. Увидев меня, он принял строевую стойку.

– Герр обер-лейтенант Штольце приказал мне передать герру ассистенцарцту эту лисью шапку! – на одном дыхании выпалил он.

– Большое спасибо, мой друг! – рассеянно ответил я. – Да, так оно и было – просто я забыл об этом!

В течение многих дней я никак не мог решиться надеть эту шапку. Но потом я все-таки надел ее. Эта шапка из лисьего меха оказала мне бесценную услугу в холодные русские зимы, которые еще ожидали нас впереди.

Вернувшись на свой перевязочный пункт, я еще раз все тщательно проверил перед предстоящим боем. Я раздал перевязочный материал по ротам и приказал своему персоналу прилечь, чтобы хоть немного поспать перед ночной атакой противника. На улице луна светила еще ярче, чем накануне. Температура продолжала падать. Я подумал, что при таком морозе опять могут возникнуть проблемы с пулеметами.