Открытие Антарктиды - Фаддей Беллинсгаузен Страница 86

25 июля. В воскресенье солнце взошло уже высоко, но ни один островитянин к нам не приехал, мы сему крайне удивились. Переводчик Виллиам объяснил нам, что они все были в церкви.

По окончании работ на обоих шлюпах отпустили половину числа служителей на берег, с тем чтобы вымыли свое белье, а потом гуляли сколько кому угодно.

Капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев, я и почти все офицеры с обоих шлюпов поехали в церковь. Сойдя на берег, мы увидели около домов только одних детей, а все взрослые островитяне отправились на молитву. Когда мы пришли, церковь уже была полна. Королева несколько подвинулась и дала мне место сесть. Все островитяне были весьма чисто одеты, в лучших праздничных белых и желтых нарядах, вообще все на голове имели зонтики, а у женщин, кроме того, сверх уха воткнуты белые или красные цветы. Все с большим вниманием слушали христианское поучение миссионера Нота; он говорил с особым чувством. Выйдя из церкви, островитяне поздоровались с нами; все разошлись по домам, а мы пошли к катеру. После обеда офицеры с обоих шлюпов ездили на берег, их принимали дружелюбно и потчевали кокосовой водой. Некоторые из островитян для воскресного дня не принимали подарков.

Такое строгое наблюдение правил веры относительно бескорыстия в народе, у коего еще не могло совершенно изгладиться из памяти дикое, необузданное самовольство, почесть можно примерным.

26 июля. Сегодня островитяне при произведении мены больше всего требовали сережек, которых сначала отнюдь выменивать не хотели, почитая их бесполезными. А как серьги можно иметь в карманах, то при каждом отправлении на берег я брал по нескольку пар с собой, дарил ими знатных женщин, и они серьги надевали в уши. Другие островитяне, увидя сие украшение и желая равняться в нарядах со знатными, приезжали сами или присылали своих родственников, чтоб выменивать непременно серьги, так что мена сегодня была отлично выгодна, и у нас серег наконец не стало, невзирая, что оных было много.

Король со всеми своими приближенными обедал у меня; после обеда подарил мне три жемчужины несколько крупнее горошинки и просил, чтобы я показал подарки, которые намерен ему послать. Вещи сии он уже и прежде неоднократно видел, но просил, чтобы оных не отсылать, доколе не пришлет своего поверенного, и отправить, как смеркнется, дабы никто из подданных не приметил. Вероятно, Помари опасался, что чиновники, увидев подарки, пожелают сами иметь часть оных или будут завидовать его отличному богатству в приобретенных европейских вещах. Подарки сии состояли в красном сукне, нескольких шерстяных одеялах, фламском полотне, полосатом тике, платках пестрых, ситце разного узора, зеркалах, ножах складных, топорах, буравах и стеклянной посуде.

Все сии вещи принадлежали к числу отпущенных с нами Адмиралтейством для подарков народам Великого океана. Помари более нуждался в белом коленкоре и миткале, ибо его одежда состояла единственно из сих тканей; за неимением оных, я принужден был подарить ему некоторые из своих простынь, которым он более обрадовался, нежели прочим вещам. Все вообще подарки доставлены к нему, когда было темно.

27 июля. Король и все островитяне знали, что мы налились уже водой и совершенно готовы сняться с якоря, а потому с утра все спешили что-нибудь выменять, привозили разные изделия свои, которые выменены и доставлены нами в музей государственного Адмиралтейского департамента.

В продолжение нашего пребывания при островах Отаити мы выменяли столько апельсинов и лимонов, что насолили оных впрок по десяти бочек на каждый шлюп. Нет сомнения, что сии плоды послужат противоцинготным средством; прочих осталось еще много, хотя не было запрещения оных есть всякому, сколько угодно; кур также осталось немало.

Сегодня посетил нас король с приближенными. Он мне вручил посылку к государю императору с сими словами: «Хотя в России есть много лучших вещей, но сей большой мат работы моих подданных, и для того я оный посылаю». Потом Помари дарил всех офицеров. Капитан-лейтенанту Завадовскому положил в карман две жемчужины и сверх сего подарил ему большую белую ткань; лейтенантам Торсону, Лескову и другим дарил также ткани. Каждый из них со своей стороны старался отблагодарить короля разными подарками.

По просьбе моей Помари сдержал слово свое и доставил на шлюп «Восток» шесть свиней, на шлюп «Мирный» четыре, множество плодов и кореньев, годных для употребления во время похода. Переводчик Виллиам, несмотря на запрещение, доставил на шлюп «Восток» четыре свиньи, за что, равно и за труды по должности переводчика, я его щедро одарил европейскими вещами и платьем, также порохом и свинцом, потому что он имел ружья. Во время последнего свидания с королем, я ему крайне угодил, надев на верного его слугу красный лейб-гусарский мундир и повесив ему через плечо мою старую морскую саблю. Подарок сей отменно был приятен слуге, и он занимался своей новой одеждой.

Нас посетили сегодня все начальники, и каждый из них принес мне в подарок по куску ткани. Я их отдарил ситцами, стеклянной посудой. чугунными котлами, ножами, буравами и проч. Сверх того дарил чиновников серебряными медалями, а простых островитян бронзовыми, объясняя через миссионера Нота, что сии медали оставляют им для памяти и что на одной стороне изображен император Александр, от которого мы посланы, а на другой имена наших шлюпов – «Востока» и «Мирного». Хотя островитяне обещались хранить медали, но уже при нас променивали оные матросам за платки.

Приехавшие с королевой молодые девушки пели псалмы и молитвы, составляющие ныне единственное их пение; со времени принятия христианской веры островитяне считают за грех петь прежние свои песни, потому что напоминают идолопоклоннические их обряды; по собственному произволу оставили не только все песни, но и пляски.

Калейдоскопами несколько времени забавлялись в Европе, а потому, предполагая, что они забавят и удивят островитян Великого океана, я купил в Лондоне несколько калейдоскопов, но островитяне не обратили внимание свое на сии игрушки.

Я сказал королю, что сего же вечера снимусь с якоря, когда ветер задует с берега. Он меня убедительно просил остаться еще на несколько дней, а когда увидел, что я принял твердое намерение отправиться, пожав мне руку, просил не забывать его; весьма неохотно расставался с нами: сойдя в лодку, потупил голову и долго шептал про себя – вероятно, читал молитву (говорят, что он очень набожен); таким образом, в короткое время мы приязненно познакомились с сими островитянами, и, вероятно, навсегда с ними расстались. Некоторые желали со мной отправиться, но я никого не взял, исполняя желание короля, который убедительно просил, чтоб я его подданных не брал с собой.

Замечание об острове Отаити

Остров Отаити обретен 1606 года испанцем Квиросом, на пути из Кальяо, и назван La Sagittaria. После сего заходили к оному другие мореплаватели в разные годы и назвали: английский капитан Уэльс – островом Короля Георгия III; французский командор Бугенвиль – Новой Цитерой, по причине множества пригожих женщин. Наконец, со времени пребывания капитана Кука, остров сохранил свое настоящее название – Отаити. Два круглых острова, соединенные низменным узким перешейком, составляют остров Отаити. В середине каждого из сих двух островов – горы, верхи коих часто бывают покрыты облаками. К взморью находятся места пологие, обросшие прекраснейшими пальмовыми, хлебными и другими плодоносными деревьями и кустарниками.