Я, Легионер - Георги Лозев Страница 86

Да, он был прав — эти дети перебивались финиками, без нашего печенья, так что бесполезно было вызывать ожесточенную борьбу за хлеб. Потом я задумался о том, откуда появились эти дети и сколько они бежали, чтобы перехватить наш грузовик? Дети в пустыне были, как чайки, и когда мы оказывались рядом с оазисом, деревней или городом, они всегда появлялись.

Километров через десять бежавшие дети скрылись за горизонтом. Грузовик пропарывал песок как корабль в море. Дюны были похожи на приливные волны. На самом деле, мы двигались по дну когда-то существовавшего океана. Грузовик подпрыгнул на рыхлом песке и затонул. Командир взвода подал сигнал Солодовникову выключить двигатель. Следующий приказ был отдан нам. Мы должны были сойти с грузовика и выкопать песок вокруг шин. Примерно через пятнадцать минут работы под палящим солнцем мы поставили специальные металлические пластины под каждую шину и вытащили грузовик из песчаной ловушки.

Во время этого перехода в самом сердце Сахары мы повторили это упражнение несколько раз. Я вспотел и задумался о предыдущих поколениях легионеров, у которых не было грузовиков “Weller” и они пересекали пустыню на верблюдах или пешком, а иногда даже маршем. Почувствовав себя счастливым и радостным, я снова прыгнул в кузов. Мы проезжали места со странными названиями: Масакори, Музарак, Кури-Кури и Мусоро.

В течение некоторого времени мы не видели ни детей, ни оазисов. Вокруг нас была лишь пустыня. Я не смог определить, в каком темпе мы двигались, ландшафт был почти одним и тем же, а солнце продолжало раскалять воздух, которым мы дышали. В какой-то момент все стало серым, и лучи перестали светить с той же силой. Мы вошли в облако пыли. Мы быстро обернули головы шарфами, а затем надели очки, в которых походили больше на водолазов, чем на бедуинов. Эта песчаная буря была намного легче, чем в Абеше. Нам даже удавалось видеть сквозь тонкий туман почти на двадцать метров. Солодовников убавил скорость, но продолжал неуклонно ехать вперед через песчаное облако. Это заняло не менее двух часов, в течение которых никто не смел заговорить, чтобы рот не наполнился пылью и песком. Когда облако совсем исчезло, некоторые осмелились сделать несколько глотков воды для увлажнения горла и губ. Я оставался завернутым в тонкий шарф, пока солнце не засветило в полную силу. Время обеда прошло, но никто не чувствовал голода.

Мы перебивались водой и печеньем. К четырем часам дня мы остановились и разбили лагерь на ночь. Старшина Кормье вызвал меня и показал окаменелость, которую обнаружил в песках.

— Ты ведь геолог? — спросил он меня.

— Oui, mon adjudant, — я вдруг вспомнил, что у меня красный диплом инженера-геолога.

Видимо, командир взвода прочитал мое досье от корки до корки. За последние несколько месяцев я забыл о своей предыдущей жизни. В тот момент я почувствовал, насколько я изменился и из беззаботного студента превратился в профессионального солдата. Я посмотрел на окаменелый скелет рыбы, который сержант держал в руках, и продолжил свое объяснение:

— Я закончил до того, как поступить в легион. Не так много было перспектив в условиях экономического кризиса…

— Я знаю, не один ты здесь из Восточной Европы. Наш фельдшер Пешков — доктор наук, врач из больницы в Москве, — перебил меня Кормье. — Скажи, как ты думаешь, сколько лет этой рыбе?

Ископаемое довольно хорошо сохранилось. Если бы я показал окаменелость моему профессору палеонтологии, он, конечно, более точно оценил бы ее возраст, чем я и командир взвода. Интерес сержанта к окаменевшему скелету был искренним, поэтому я напряг память, пытаясь дать наиболее достоверную информацию. Вдруг я вернулся в зал Горно-геологического университета, который окончил всего год тому назад. Геологические эпохи и периоды внезапно появились в моей голове, как будто кто-то их вытащил из папки в архиве моей памяти. Я проговорил про себя периоды палеозоя: пермь, карбон, девон, силур, ордовик и кембрий, а затем отправился дальше в протерозой. Кормье посмотрел на меня с интересом.

— Первые датированные окаменелости из позднего протерозоя, — начал философствовать я. — Но скелет этой рыбы очень напоминает скелет современных рыб, так что он не такой уж древний. Наука, которая определяет возраст фоссилей по видам ископаемого организма, называется палеонтология. Если вам нужно ответить сразу, скажу, что это ископаемое из эпохи неогена.

— Не говори по-китайски, скажи мне, сколько лет этому ископаемому и почему ты так думаешь, — снова перебил меня Кормье.

— Хорошо, скажем, что неоген начался двадцать пять миллионов лет назад и закончился два миллиона лет назад, — продолжал я в академическом стиле. — В Сахаре найдены окаменелости мегадолона, древнего вида акулы, которая жила в неогене. Она скорее всего питалась рыбкой, как та, что в ваших руках. Так что это ископаемому, по крайней мере, два миллиона лет, — мудро заключил я.

— Мне нравится это объяснение, — мягко улыбнулся Кормье и бережно упаковал кусок скалы, в котором был скелет доисторической рыбы. — Если хочешь, поищи и для тебя, даю два часа ходить по пескам.

Мне повезло с этой наградой, и в то время как мои друзья натягивали большое полотнище между грузовиками, чтобы защитить себя от солнца, я отправился в свою первую геологическую экспедицию в самом сердце Сахары. Мне не удалось, как командиру, найти целый скелет рыбы, но я нашел много отпечатков скелетов когда-то существовавших рыб и растений. К сожалению, они были настолько хрупкими, что разбились вдребезги в ранце при возвращении на базу.

Этот двухчасовой отпуск среди окаменелостей вернул меня в прошлое, и я подумал: даже в качестве ассистента в Горно-геологическом университете у меня не было бы возможности добраться до этого места и собирать окаменелости из неогена в самой большой пустыне на Земле. Иностранный легион дал мне возможность прикоснуться к местам, которые мне даже и не снились. Шеф Понс был прав — эта экспедиция становилась все лучше и лучше. Я вернулся в лагерь после прогулки по дюнам, которые на следующий день, вероятно, больше не существовали. Они были уничтожены очередной песчаной бурей. Я прикоснулся к своему прошлому, но только для того, чтобы дать себе отчет, насколько я удалился от него. Я чувствовал, что перешел из одной жизни в другую.

Но для тоски не было времени, я взял автомат на плечо и принял первый пост. Когда я шел по лагерю, охраняя своих товарищей в спальных мешках, то снова задумался о предыдущих поколениях легионеров, которых часто атаковали туареги и другие кочевые племена. Сегодня мир изменился, и политики играют в нем более важную роль, и то, что не продавалось за деньги, могло было достигнуто с помощью власти и денег. Возможно, стало меньше битв, но о справедливости нельзя замолвить и слова. Туареги, вернее, то, что от них осталось, не смогли бы устоять против военной мощи и нового оружия французской армии. Мы были здесь, чтобы продемонстрировать эту военную мощь и чтобы затем политики могли навязывать свои решения. С одной стороны, мы берегли мир в этом регионе, а с другой — помогали Франции сохранить свое влияние в этой части планеты.

Смена пришла — я сдал пост, а затем сладко заснул в песках самой обширной пустыни на Земле. В шесть утра жара снова была невыносимой, но мы быстро собрали багаж и сели в грузовик. Как только Солодовников тронулся, мы затонули в песках, и на этот раз задержались почти на час, вытаскивая его. Песок был очень рыхлым, и мы продвигались вперед медленно, так как грузовик постоянно тонул. Кормье решил выехать на какую-то утоптанную дорогу, по которой проезжали гражданские грузовики. Чтобы меня не поняли превратно, скажу, что на самом деле не было никакой дороги. Это была обыкновенная линия, отмеченная среди песков, по которой раз в неделю проезжал грузовик, перевозивший пассажиров.