Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин Страница 85

В-третьих, легализация и натурализация дезертира все равно первоначально проходили бы в тылу; фронт был не только пока еще далек, но и неочевиден. Ведь и послушно сидевшие в казармах солдаты тыловых гарнизонов отказывались от отправки на передовую. Статус же дезертира не позволял участвовать в переделе земли, так как 1-й Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов поддержал ранее обозначившуюся тенденцию крестьянских организаций на местах, установив, что дезертиры лишаются прирезки к земельному наделу.

Взять даже самих авторов письма — петроградские дезертиры с высочайшей долей вероятности были бы отправлены в состав частей Петроградского гарнизона, а тому за активное участие в Февральской революции власть гарантировала невывод в состав Действующей армии. Так чем же особенно рисковали эти дезертиры? И действительно, в 1917 году, согласно распоряжениям Верховного командования, из беглых солдат-дезертиров, добровольно являющихся и (или) задерживаемых в военных округах, на месте формировались маршевые роты, которые отправлялись в тыловые этапы фронтов. ^[351]

Сколько проходило времени между формированием маршевой роты и ее отправкой на фронт? Была ли разница в юридическом статусе добровольно явившегося дезертира и дезертира пойманного? И тот, и другой равно отправлялись в окопы. Так надо ли было вообще торопиться с явкой о повинной?

Начало «черного передела» в русской деревне потребовало присутствия домохозяев дома. Фактор аграрной революции накладывался на продовольственные затруднения, что побуждало Временное правительство не только порой закрывать глаза на более-менее «законное» уклонение от окопов, но и принимать меры, которые были немыслимы при царском режиме. Пример — образование рабочих сельскохозяйственных команд из солдат тыловых гарнизонов, роспуск части таких солдат по домам, демобилизация солдат старших сроков службы (40–43 года включительно) — все это было проведено при Временном правительстве. Таким образом, в 1917 году солдаты часто пытались уклоняться от несения службы и сравнительно законными путями. Так, 19 мая начальник гарнизона Костромы докладывал в штаб Московского военного округа, что «…солдаты, рассчитывая на послабления {медицинской комиссии}… усиленно заявляли о болезнях, требуя, чтобы их уволили если не вовсе от службы, то в продолжительный отпуск. Причина тому главным образом, в желании поддержать сельское хозяйство». ^[352]

Обратим внимание — хотя бы и в «продолжительный отпуск». Фронт стал представляться второстепенным делом по сравнению с тем, что происходило в деревне. Солдаты старались получить возможность уладить все домашние дела, прежде чем снова попасть в Действующую армию. Присутствие фронтовиков на селе подразумевало не просто захват частновладельческой земли, но и силовое отстаивание этого захвата от властей. Результат прост: «Дезертирство с фронта является типично крестьянской формой пассивной борьбы против непосильной войны… появление массы дезертиров в деревнях России меняло политическую атмосферу на селе и объективно превращало многих солдат, покинувших фронт, в активный фактор аграрного брожения». ^[353]

Также развитие революционного процесса отчетливо показывало, что Россия в любой подходящий момент могла прекратить войну. Налицо было доказательство — фактическое прекращение боевых действий, прерванное на полтора месяца лишь Июньским наступлением. Так что было делать в окопах, раз сражения как таковые отсутствовали? Война в глазах крестьянства теряла свой смысл. Также, объявление «мира без аннексий и контрибуций» принципиально обессмысливало продолжение боевых действий.

Теперь уже не отдельно взятый солдат ничего не получал от войны, но и вся страна в целом. Кроме усиления экономической зависимости от союзников, Россия не могла более ничего не получить. А вот отдельно взятый солдат-крестьянин теперь мог. А именно — землю, полученную в результате «черного передела». Но для этого домохозяину требовалось прибыть домой хотя бы на время. Вот и всплеск дезертирства, как обычного правонарушительного плана, так и «законного», чтобы не оказаться в стороне от процесса земельного дележа.

Поэтому революционная власть, пытаясь воздействовать на дезертиров тыла с помощью агитационных мер амнистирующего характера, не забывала о задаче прекращения дезертирства в Действующей армии в принципе. Весной 1917 года для поимки и возвращения дезертиров на фронт в ближайшем войсковом тылу, а также на узловых станциях железных дорог в ближайших к фронту губерниях располагались кавалерийские части. Сохранившая существенную часть кадрового состава конница (как и артиллерия) была наиболее надежным звеном в общей цепи контроля высшей власти над Вооруженными силами.

Не надо забывать, что и во Франции, где в апреле-мае начались массовые солдатские бунты, вызванные провалом «наступления Нивелля» и втянувшие в себя десятки пехотных дивизий, опорой властей оказалась кавалерия, с помощью которой бунты были подавлены, а Франция осталась в войне. Но в революционной России из этого, по существу, мало что вышло. В. Звегинцов вспоминал: «Несмотря на безупречную работу частей, стоявших на охране железных дорог, все меры, вернее — полумеры, предпринимаемые Временным правительством для прекращения дезертирства, не достигали намеченных целей. Пойманные и возвращенные с таким трудом дезертиры, если им не удавалось под тем или иным предлогом опять покинуть Армию, являлись постоянным разлагающим элементом для своих частей, развращающе действующим на остальную солдатскую массу». ^[354]

Вдобавок опыт беглецов не пропадал даром. Фактически в условиях всеобщего революционного хаоса конница могла контролировать только ключевую инфраструктуру. Очень скоро дезертиры принялись либо обходить охраняемые железнодорожные узлы своим ходом, пересаживаясь из эшелона в эшелон, либо силой вырывать у своих комитетов и командиров на фронте более-менее «законные» удостоверения, разрешавшие им следовать в тыл. Участники войны в один голос говорят, что по разрешениям комитетов в тыл отправлялись сотни тысяч человек, в том числе и члены этих самых комитетов. И такое убытие из Действующей армии являлось как нельзя более законным и разрешенным.

Кроме того, особенно удобными местами для проведения пораженческих мыслей стали пункты расположения запасных частей, станции железных дорог. Зачастую тем заслонам, что выставляло командование на пути дезертиров, ничего и не удавалось предпринять. Брат известного террориста-эсера и комиссара революционной власти, В. В. Савинков так вспоминает о реалиях 1917 года: «бегство с фронта, в пехоте, во всяком случае, приняло повальный характер. Из-за того, что добровольно возвращавшиеся дезертиры не несли никаких наказаний, возникла особая профессия, появились так называемые летчики… по железнодорожным путям России в это время разъезжали множество солдат, распродававших казенное обмундирование и проедавших зря казенные деньги». ^[355] Вспомним, что «летчиками» называли солдат, бежавших из неприятельского плена. Теперь этот термин распространяется и на дезертиров.