Фельдмаршал Румянцев - Виктор Петелин Страница 85

Румянцев читал рапорты, устные донесения. Сам бывал в полках, вникая в каждую «мелочь» проходящих выборов.

Острые противоречия возникли в Стародубском полку. Предводитель здешнего шляхетства случайно узнал о пунктах черниговского наказа, которые пришлись ему по душе. А свой наказ стародубцы уже сочинили. И он предпринял небывалое по тем временам мероприятие: вновь собрал представителей и принял уточненный наказ. Конечно, нашлись недовольные. Предводитель Искрицкий рапортовал Румянцеву о том противоречивом положении, в которое он попал. Ему и его единомышленникам хотелось сочинить от своего повета такой наказ, который был бы лишен старинных «закоренелых предрассуждений» и «соответствовал бы прямой и существенной каждого пользе». Но как он ни уговаривал сочинить новый наказ, он слышал от выборщиков одни обидные порицания. И сколь ревностнее защищал он свои новые мнения, столь больше несогласия и упорства оказывали его порицатели. И сначала ему пришлось уступить во избежание нареканий. Тогда он направил свой рапорт Румянцеву, который одобрил его предложение в наказе. Но и после этой резолюции противники Искрицкого оставались непреклонными.

Но вот в Стародуб прибыл полковник князь Юрий Васильевич Хованский и «подкрепил» своим присутствием чтение изготовленного вновь наказа. Некоторые несогласные вновь объявились, но нужнейшие пункты большинством голосов удалось утвердить, а кое-какие поправить. И таким образом прежний наказ удалось очистить по меньшей мере от таких прошений, кои по нынешнему времени с пользою общества не согласовали.

Сначала Румянцев удивлялся тому, что некоторые видные представители «благородных» сословий отказывались подписываться под наказами депутатам. Но потом все выяснилось: чаще всего отказывались подписываться те, кто считал эти требования чрезмерными. Получалось, что эти представители весьма довольны «великими и беспримерными трудами ея императорского величества» на благо верноподданных своих, и потому все пункты, кои шляхетство отправляющемуся депутату в наказе написало, они отказывались подписать, а всеподданнически предавались всему тому, что «милосердие ея императорского величества определить изволит…».

Эти противоречия и разногласия были внутри самого шляхетства. Одни полностью принимали все действия и поступки Екатерины II и ее правительства, другие составляли наказы, в которых было высказано множество всяческих пожеланий, предложений. Но эти противоречия Румянцев мог легко примирить. Сложнее были разногласия между различными сословиями. Здесь несогласия выливались в открытую вражду, особенно в городах.

В выборах принимали участие «жительствующие в городе шляхетство, земские и воинские чины, из рядовых казаков выборные, магистратские урядники и лучшие из мещан и ремесленников». Уже при размещении в собрании возникали разногласия. Зная самолюбивый норов местного шляхетства, Румянцев определил, что дворян размещают «на поставленных стульях и скамьях», или «по состоянию», или «по списку как кто в город прибыл». Мещан рассаживали «так, как в списки написаны, не по чинам или по богатствам, но по летам, а именно: первые женатые, имеющие детей, старики, а опосля молодые, равным образом женатые, но бездетные, вдовые и холостые».

Повсюду собрания открывались в торжественной обстановке. При чтении манифеста все вставали «при своих местах, слушали с прилежным вниманием и чувствуемою особливою радостью…» – так доносил Румянцеву генеральный обозный Кочубей. Но торжественное открытие проходило, и начинались драматические стычки при выработке наказов. Все тот же Кочубей, наблюдая за выборами в Полтаве, заметил, что «интересы мещан совсем противны интересам воинского звания людей; и потому… трудно согласиться им будет сделать одинак депутату наказы».

Князь Юрий Васильевич Хованский в своем рапорте Румянцеву тоже обратил внимание на сословные противоречия, на «великое затруднение» при составлении наказов, которые затягивались «за разными несогласиями между шляхетством, тако же и между граждан».

Были и такие случаи, когда шляхетство вместе с казаками отказывалось от участия в выборах только на том основании, что и мещане, как равные с ними, составляют наказы депутатам. Так, в Прилуках генерал-майору Стремоухову не удалось убедить шляхетство и казачество выбирать городского голову*. Они решительно отказались: дескать, «оный принадлежит до одних только граждан». Как ни доказывал генерал, что не одним мещанам, но всем жительствующим в городе нужен городской голова, «но они всего того уразуметь или не хотели, или не могли». Так и не пошло прилуцкое шляхетство на выборы… «Не видел я ни одного при том собрании из лучших людей, – писал Румянцеву Стремоухов, – но все они, отговорясь разными невозможностями при том быть, прислали свои отзывы, почему я с одними только мещанами и некоторыми, самыми нижними, чиновниками должен был учинить выбор городского головы».

И чего только не было во время выборов и составления наказов: несогласия, вражда, интриги, личные счеты, проявление эгоизма, тщеславия, сребролюбия… Бывало и так, что даже представителя коллегии не допускали до собрания: дескать, сами во всем разберемся. А потом выяснялось, что представителей мещан вовсе не оказывалось среди членов комиссии по составлению наказа. И ясно почему: мещане настаивали на внесении пункта о злоупотреблениях чиновников и казаков, которые занимались разными промыслами и рукоделиями, «не отбывая гражданской повинности». Занимали «гражданские земли», «порабощали их», то есть занимали городские земли, не имея на то никаких прав.

Румянцеву пришлось отменить происшедшие в Лубнах выборы. Войсковой товарищ Петр Назарский, первоначально избранный городским головой, с обидой писал Румянцеву, что с большим трудом одного представителя мещан удалось ввести в комиссию по составлению наказа. Но ни одно из его предложений не было принято, так как большинство комиссии состояло из шляхетства, казачества, чиновников.

И этот факт поражал Румянцева своей нелепостью. Почему Назарский, представитель «знатного рода», снискал такую популярность среди лубенских мещан и такую неприязнь чиновников и казаков? Не потому ли, что он, будучи войтом*, избавил городское население «от порабощения, нестерпимых и неудобосказанных обид и утеснений», которые они претерпевали прежде. Вот почему лубенские бурмистры и мещане доносили Румянцеву, что Петр Назарский достоин быть избранным городским головой, потому что он подходит «по разуму, достоинству и смиренному, правдивому и милосердному нраву». Вот как оценивает человека городское мещанство. А вместе с тем им не удалось провести его в городские головы.

Вот и в Погаре столкнулись знатнейшие и мещане. И снова при выборах городского головы. Вопреки воле чиновников и казаков, голосами мелкого мещанства городским головой был избран Денис Привалов. Понятное дело, на имя Румянцева тут же полетела жалоба от чиновников и казачества, в которой вновь избранный городской голова был обвинен во многих несовершенствах. В частности, в том, что он, «не сохраняя благопристойности и не почитая предстоявшего зерцала, делал многие споры, и разным из нас неучтивыми словами приключал досады, и исключил многих из нас из общества». Из жалобы погарских старшин получалось, что Денис Привалов привлек к составлению наказа «из мещанства таковых, которые и простаго письма совершенно сделать не могут». И предлагали Привалова, как «недостаточного и беспорядочного», отставить, а «на его место дозволить достойного из гражданства головою выбрать».