"Иду на вы!" Подвиги Святослава - Лев Прозоров Страница 85

Поневоле вспоминаешь – тела убитых им Оскольда и Дира Вещий Олег похоронил под огромными курганами, по почетному обряду. Но то ж дикий язычник…

Все эти дни по улицам Царя городов разъезжали воины, провозглашая Иоанна, вкупе с маленькими царевичами, самодержцами ромеев. За ними следовал с юношами-слугами глава придворных евнухов Василий Ноф, сын Романа Лакапина от славянской рабыни. Этот прожженный интриган служил еще при дворе Рожденного в Пурпуре, после его смерти был отстранен и сменен на посту своим недругом Врингой. Он принял деятельнейшее участие в возведении на престол Фоки и был награжден высоким чином проедра, изобретенным специально для него. Отблагодарил он самодержца не менее активным участием в заговоре против него. Лев Диакон дипломатично определяет характер этого типа: «отличался предприимчивостью, изобретательностью и умением применяться к обстоятельствам». Проще говоря, Василий Ноф был законченный подлец. Незадолго до покушения осторожный и хитрый евнух «тяжко заболел» и слег в постель, однако весть о победе заговорщиков немедленно исцелила его, и теперь он с отрядом юношей-слуг следовал поодаль за воинами (но слишком далеко все же не отходил – кто его знает, как могли отнестись горожане к людям, столь громко радующимся убийству пусть нелюбимого, но все же государя) и возглашал славы и здравицы новому цесарю. Отметившись таким образом, он поспешил во дворец, где они вкупе с Иоанном приступили к государственным делам. Первым из таковых оказался указ, воспрещавший ограбления под страхом смертной казни. В просвещенном и богоспасаемом граде почиталось хорошим тоном выражать народное одобрение смене правителя, грабя дома сторонников его предшественника. Узурпатор с евнухом безжалостно лишили горожан столицы этого любимейшего развлечения. Вторым государственным делом было… но не будем спешить.

Вскоре Цимисхий двинулся со свитой соучастников и Феофано к собору Святой Софии, чтобы быть там помазанным на царство по всем правилам. Но тут дорогу им заступил патриарх Полиевкт. Об этом человеке следует сказать особо. Не только в византийской церкви, но и во всей многовековой истории православия Полиевкт составлял редчайшее, почти исключительное явление. В то время как для остальных иереев главной заповедью были, судя по всему, не Христова «Любите друг друга», а Павлово «Несть власти, аще не от бога», в то время как верхи церкви из века в век кланялись не только перед православными императорами, но и перед ханами-язычниками Золотой Орды, магометанскими султанами, безбожными коммиссарами-большевиками, такие редкие люди, как Полиевкт, решительно отказываются «властям предержащим повиноваться со страхом». Полиевкт был головной болью еще для Рожденного в Пурпуре, и это именно по поводу его устранения с поста главы церкви ездил император советоваться в олимпийский монастырь. С его сыном Романом он ссорился, настойчиво требуя удалить от двора монаха-расстригу Иосифа, изгнанного из монастыря за множество всяческих мерзостей. Знакомство с Фокой духовный глава православных начал с требования отбыть епитимью за вступление во второй брак, а из-за вмешательства Никифора в церковные дела совсем с ним рассорился. Но это не значило, что убийство императора вызвало у строгого священнослужителя теплые чувства. Напротив, он громогласно обвинил нового государя в цареубийстве, в сожительстве с чужой женой, распутницей и мужеубийцей. В общем, патриарх наотрез отказался впускать в храм новоиспеченного самодержца.

Иоанн ответствовал, не моргнув глазом, что не убивал государя, даже рукой к нему не прикоснулся (что правда, то правда – «прикасался» он к Фоке ногой!). «А убивали моего несчастного родственника и государя вот они», – продолжал хитроумный армянин, указуя на своих сообщников. «Эй, стража, взять негодяев!» Оторопелых убийц тут же радостно скрутили и поволокли в темницу.

Возможно, Феофано молчаливо одобрила расправу своего нового возлюбленного со сделавшими свое дело маврами. Может, даже польщенно приняла за проявление ревности – ведь наверняка догадывался Иоанн, как императрица «убеждала» их примкнуть к заговору! Она еще не догадывалась, какой сюрприз умница-армянин приготовил ей. В отличие от Фоки, он не испытывал к прелестной интриганке ни малейших нежных чувств, и уж подавно – не доверял ей. Оставлять в своем дворце, в своей постели убийцу трех императоров?! Помилуйте, Иоанн Цимисхий не был самоубийцей! Судьба императоров отыгралась в дворцовые игры. Она возвела его на трон, а никакой другой роли в своей жизни для кабацкой императрицы Цимисхий не отводил.

«Соблазнила же меня и их на участие в этом богопротивном деле вот эта нечестивая женщина, про которую ты, владыко, столь справедливо говорил сейчас. Увы мне – и я пал, как Адам, соблазненный женою! Но более не могу терпеть рядом со мной соблазнительницу и мужеубийцу. Взять ее!» – не веря своим ушам, услышала Феофано. После минутного замешательства дюжие евнухи, которым мигнул Василий Ноф – ох, не об одних грабежах беседовал с ним Иоанн! – схватили визжащую и вырывающуюся императрицу, быстро припомнившую язык своей кабацкой юности, и впихнули в неприметную, но крепко сбитую повозку без окон, тихо следовавшую за кортежем к собору.

Приятно удивленный столь немедленным и деятельным раскаянием грешника, патриарх потребовал немедленного изгнания из государства ромеев всех цареубийц. Иоанн покорно склонил голову. Воодушевленный Полиевкт стал требовать ссылки для императрицы – Цимисхий и тут не возражал. Не для того он прилюдно обвинил в мужеубийстве эту обольстительную гадину, чтобы оставаться с ней в одном городе. Порешили заточить Феофано в отдаленный монастырь в Армении. Больше у главы церкви не было никаких претензий к главе империи, и патриарх впустил братоубийцу в главный храм православных. Вскоре под его куполами загудел торжественный канон помазания на царство.

Феофано удалось вымолить перед ссылкой единственное свидание со старшим сыном. Мать на прощание отхлестала будущего Болгаробойцу по щекам – то ли чтобы запомнил и не забывал этот день, то ли безо всяких осмысленных причин, просто в приступе слепой ярости. Для коронованной потаскухи в этот момент монастырь казался хуже смерти. Вот уж поистине – «печальная доля в поцелуях»!

Про дальнейшую судьбу Феофано сохранилось два предания. Одно – что она вернулась из ссылки через семь лет, после того как Василий Ноф вкупе с юным наследником отравили самого Цимисхия, а потом достойный сын Феофано отправил на тот свет своего искушенного в интригах сообщника. Но мне, читатель, почему-то хочется верить в другую, пусть менее достоверную версию – версию средневековой славянской «Повести об убиении Никифора Фоки», называвшегося также «Повестью о злой жене». По этой версии, разъяренные убийством Фоки горожане перехватили повозку Феофано по дороге в порт, вытащили прекрасную злодейку наружу и прикончили. «И уличные псы, – передает средневековый автор, – долго трепали кишки из ее распоротого чрева». В самом деле, должна же была хоть тогда существовать на земле справедливость! Очень не хочется думать, что это существо так и не получило по заслугам.

А право, жаль, что авторы современных романов столь безграмотны! Какая героиня могла получиться из Феофано! Как вздыхали бы чувствительные читательницы над ее нежной, искренней страстью к каждому новому возлюбленному! Как любовались бы феминистки ее «сильным характером», «независимостью», «яркой индивидуальностью»! Право, жаль. Ведь это законное место Анастасо-Феофано, рядом с Анжеликой и Скарлетт О’Хара. Дарю эту идею любому небрезгливому автору. Роман можно так и назвать – «Судьба императоров».