Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране - Юрий Рубцов Страница 84
Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране - Юрий Рубцов читать онлайн бесплатно
Но вернемся на канал «Россия». Набравший мощный разбег фильм вдруг с каждой серией начал заметно терять свой накал, выглядеть, как бегун, то ли не рассчитавший дистанцию, то ли на середине ее задумавший уйти в многоборцы. Все больше и больше стало появляться параллельных, почти вставных эпизодов, линий, по стилистике, а порой и жанру выпадающих из общего рисунка. Авторам показалось мало постоянных и порой удачных эпизодов довоенной биографии героев, настораживаю-
ще искусственной сцены политдискуссии на печке между боями двух штрафников, бывших партийцев. Появился власовец, который в гитлеровском плену участвовал в расстреле Твердохлебова, и теперь, попав уже к нашим, языком Валерии Новодворской излагает своей несостоявшейся жертве всю ненависть к «коммунякам». И Твердохлебов на прощание дает ему свое табельное оружие с одним патроном, прекрасно понимая, что этот последний патрон должен убить их обоих. Ибо образ особистов в фильме заслуженно однозначен. Только вот звания генерала госбезопасности не было — у них и звания были особые — старший майор, комиссар 3-го ранга...
А если взять еще один долгий вставной мотив — кровавых стычек бывшего студента Цукермана и антисемита капитана Бредунова, то последнему это едва ли сошло бы с рук — уж что-что, а факты антисемитизма занимали немалое место в рапортах всесильному заместителю начальника управления особых отделов НКВД Соломону Рафаиловичу Мильштейну. Впрочем, я не исключаю, что фамилией капитана сценарист сам сигнализировал об определенной несерьезности этой истории.
Есть в фильме и сюжет об изнасилованной одним из штрафников и затем повесившейся девушке. Его необязательность наводит на мысль о неких, я бы даже не сказал законах, скорее понятиях, укоренившихся в нашем телесериале. К ним, в частности, относится постоянная подпитка действия примелькавшимися зрителю лицами. История с девушкой явила нам в качестве ее деда Льва Борисова, как бы на перевоспитание попавшего из «Бандитского Петербурга» в «Штрафбат». Эту мысль укрепило последующее явление Дмитрия Назарова в качестве священника отца Михаила, взявшего в руки и винтовку, и гитару. Но и тут, в общем, нечего добавить к уже прозвучавшему в самом фильме вопросу: «Ты с неба, что ль, свалился, святой отец?» Отец Михаил — сын убитого красными священника, белогвардеец. Через него как бы показывается непримиримый конфликт сталинизма с церковью. Он становится одним из поводов нового ареста Твердохлебова. Но именно во время войны линия партии по этому вопросу была изменена.
И актеры-то все хорошие. И аргумент, что все подобное бывало, предвижу. Но все-таки авторам стоило задуматься, почему Лев Толстой не объединил «Войну и мир», «Анну Каренину» и «Отца Сергия» в один роман. Он счел это невозможным не только потому, что в 1812 году не было железной дороги. И кинокамера все же не кунсткамера.
Претензии к сериалу есть. Но надо отдать должное, эта работа по профессиональному уровню выше многих предшествующих и соседствующих. Она вселяет надежду, что этот фильм не только о прошлом, не только о войне, но и о нашем телевидении, вволю нагулявшемся по «малинам», «хазам» и «стрелкам» и в суровый час возвращающемся к нормальным людям. О необходимости прорыва. Видимо, и сегодня здесь не обойтись без «Штрафбата».
Алексей Бархатов, «Литературная газета», 2004, 6—12 октября
***
Одиннадцатисерийный фильм Николая Досталя собран из эпизодов, обкатанных на обоих флангах нашей перевоеванной в литературе и искусстве войны. С одной стороны — «Освобождение», оперативные и стратегические идеи Симонова, неунывающий на этом свете Теркин... С другой стороны — «Архипелаг Гулаг», особисты, зэки, «Смерш» и «Теркин на том свете».
Как примирить эти края? Там поют «Мурку» и вспоминают одесский кичман, здесь поют «Вставай, страна огромная» и вспоминают итога голосования на XVII партсъезде. И все сбиты в одну колонну. Штрафной батальон.
Интересно, что социальные роли высвечиваются и фиксируются не столько через анкеты и статьи (статьи Кодекса и сроки отсидки), сколько через мгновенный взгляд, по которому видно, кто есть кто. Вот шулер, а вот бывший парторг, а вот пахан, вор в законе, а вот бывший кадровый командир. Все бывшие, все должны возвратить себе характеристики. Потому что они — врожденные, эти характеристики, они вытекают из характеров. Фатально.
— Кто согласен идти на фронт? В Красную Армию!
Вариант: кто согласен идти в Русскую Освободительную армию — к Власову?
По лицам видно, кто шагнет вперед. И там, и тут. Тип один. Всякий, кто шагнет, — добровольно встанет в строй, то есть безропотно подчинится комиссарам-коммунистам. То есть окажется все тем же быдлом, как в зоне лагерной. По сталинской логике.
Уравновешивая эту тяжкую перспективу, авторы фильма «Штрафбат» выносят в пролог то же самое, но в зеркальном, гитлеровском варианте. За немецкую похлебку русские готовы пойти воевать против своих. Это — по гитлеровской логике. Вышагивают вперед самые крутые. Они будут убиты в боях. Остальных немцы немедленно косят из автоматов. «Свиньи».
Зеркально: у нас. Стадо зэков остается за колючей проволокой. «Бараны». Вышагивают вперед самые крутые. На неминуемую геройскую гибель.
Один пройдет сквозь все. Расстрелянный — воскреснет. Выйдет живым из рук смершевцев. Уцелеет в атаках, в разведках боем, в разборках кровью.
Яростное белое лицо — белое от праведного гнева, яростное от безысходной героики. Комбат — серединная точка между рядовым и маршалом. «Батяня-комбат», как поименовали его в эпоху «духов» и «чехов». В эпоху «гансов» и «фрицев» — проштрафившийся сын родины и отец штрафникам-солдатам.
Поколение назад этот тип был символизирован у нас лицом Олялина. Теперь — Серебряков.
Мне не мешает, что его герой, который должен быть убит в каждой из одиннадцати серий, выходит невредимым. Я принимаю это художественное условие. Не может Вергилий сгинуть в первом же круге «Ада» — он должен провести Данте по всем кругам.
Ад — мука души. Неразрешимость, тупик. Воевать против Гитлера — значит воевать за Сталина. За колхозы и голодомор, за пятилетки и репрессии, за чахоточных комиссаров и гладких особистов, за туманный коммунизм и реальные экспроприации.
Кто примирит? «Родина-мать». Но ведь опять придут и опять все выгребут! Да, так. Не выгребут комиссары — выгребут бургомистры. «Что туг объяснишь?»
Объяснение дает пахан (Юрий Степанов): «Кроме Советской власти есть еще родная земля». Кажется, предел ясности. Не красная звезда РККА, не триколор РОА, не хоругвь с Богоматерью. Земля. Та, в которую ляжем. За которую ляжем. А земля — чья?
Савелий Цукерман пошел на фронт добровольцем из десятого класса школы и попал в штрафбат за драку с лейтенантом, который назвал его жидом. Лейтенанту тоже досталось от начальства: за антисемитизм. Он признал, что с этим Савелием хватил лишку. Или дал маху.
Еврейская тема — завоевание эпохи гласности. Во времена фильма «Освобождение» и духу еврейского в такой теме не было бы.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments