Аристократия в Европе 1815-1914 - Доминик Ливен Страница 83

И в Пруссии, и в России местное правление, находившееся выше уровня помещичьих деревень и Rittergüter, представляло собой причудливую смесь принципов и институтов, присущих как государству, так и дворянскому поместью (Stand). По крайней мере до начала второй половины девятнадцатого века основное различие между этими двумя странами состояло в том, что в Пруссии учреждения и ведомства местного управления работали намного эффективнее и активнее, чем в России. Отчасти это происходило потому, что большинство прусских институтов имели глубокие корни в предшествующем абсолютистском государстве Гогенцоллернов.

Хотя Великий курфюрст ^[365] и Фридрих Вильгельм I ^[366] учредили абсолютистское государство, ограничив власть дворянских корпоративных институтов, последние в большинстве своем выжили, были впоследствии укреплены и при Фридрихе II влились в государственную административную сеть. В отличие от российской придворной и находившейся на государственной службе аристократии, прусское поместное дворянство хранило верность собственным деревням и провинциям, а также старым традициям общественной службы в корпоративных ведомствах.

В России подобные традиции не существовали даже среди старинных дворянских семей, живущих на землях древней Московии. Например, к 1861 г. Куломзины уже свыше 250 лет были помещиками Кинешемского уезда Костромской губернии, но представление о том, что такое служба в выборном учреждении местного управления молодой Анатолий Куломзин составил благодаря поездке в Англию, где в 1850-х годах лично служил в качестве мирового судьи. Это кажется странным, так как многочисленные посты в учреждениях местного управления и дворянской корпорации начиная с 1775 г. заполнялись путем дворянских выборов. Однако у дворян эти посты никогда не пользовались популярностью. Отчасти это происходило потому, что государственная бюрократическая машина обременяла выборное должностное лицо бесчисленными заданиями, не предоставляя ему ни независимости, ни статуса. К тому же, к 1800 г. лишь малая часть аристократии усвоила образ мыслей, в соответствии с которым ей следовало служить обществу на подобных постах, а не использовать их для личного обогащения. Эти люди, представители наиболее образованной части дворянства, его культурной элиты, тяготели к петербургской бюрократии, а не к провинциальным учреждениям. Подобное положение сохранялось до начала второй половины девятнадцатого века. Лишь тогда посты губернского или уездного предводителя дворянства, а также служба в выборных советах местного управления (земствах) стала пользоваться престижем и популярностью ^[367].

Вплоть до 1914 г. основными фигурами в местном управлении Пруссии и России являлись в первом случае начальник округа (Landrat), а во втором — уездный предводитель дворянства. В принципе предводитель являлся не государственным чиновником, а избранным главой уездного дворянства. Тем не менее, в ситуации полного отсутствия любых назначенных государством должностных лиц, призванных координировать управление на уездном уровне, предводитель дворянства заполнял наличествующую брешь; такое положение, абсолютно ненормальное по меркам двадцатого века, сохранялось вплоть до 1917 г. В Пруссии ландрат считался государственным служащим, но при этом находился на особом положении. До 1872 г. король лично выбирал исполнителя этой должности из числа кандидатов, названных местными владельцами рыцарских имений (Rittergüter); внесенное правительством предложение создать несколько более демократичное окружное собрание коллегии выборщиков повлекло за собой бурю недовольства в Верхней палате.

Несмотря на произошедшие перемены, ландрат оставался специфической, целиком дворянской должностью; в восточных провинциях эту должность, как правило, исполнял юнкер, личность, выделявшаяся в среде государственной администрации благодаря своему происхождению и тому духу, который он придавал своей деятельности. Ханс-Хуго фон Клейст-Ретцов, пиетист-реакционер, человек незаурядного ума и высокой чести, в 1844 г. так описывал свое положение в качестве ландрата: «Должность, которую Господь доверил мне, воистину превосходна и прекрасна. Я независим от вышестоящих, от правительственных округов, что же до подчиненных мне жителей округа, то дела мои с ними всецело находятся на моей ответственности. Я могу и должен работать с ними, используя главным образом свои человеческие качества, а не силу закона». Эта выдержка отражает не только ценности и предубеждения, но также и достоинства лучшей части юнкерства: сознание того, что должность неотделима от долга и исполнять ее следует в соответствии со строжайшими предписаниями лютеранской совести; стремление к независимости и предпочтение, отдаваемое живым человеческим отношениям перед незыблемыми, неизменными и негуманными правилами, которыми оперировала бюрократия и судейские служащие. Даже в 1914 г. 56,2 процента прусских ландратов имели благородное происхождение ^[368].

И ландраты, и предводители дворянства часто совмещали исполнение своих должностных обязанностей с надзором за собственными поместьями. Подобно армейским офицерам, они могли служить в течение долгих лет, а потом уйти в отставку и всецело посвятить себя личным делам. Многие ландраты и предводители дворянства именно так и поступали, хотя другие, напротив, продолжали службу в различных гражданских учреждениях, зачастую высоко поднимаясь по лестнице бюрократической иерархии. Как правило, выбор гражданской карьеры означал необходимость посвятить службе всего себя и все свое время без остатка. Дворяне, которые избрали этот путь, в определенной мере порывали со своими сельскими корнями и приобретали новые качества, присущие элите государственного чиновничества. Все чиновники, вне зависимости от того, имели ли они дворянское или буржуазное происхождение, получали практически одинаковое образование и сходным образом адаптировались к особенностям государственной службы. Сначала они заканчивали университет, причем будущие чиновники в Пруссии неизменно, а в России в большинстве случаев выбирали юридический факультет. Потом, уже поступив на службу, молодые чиновники осваивали бюрократические дисциплины, стиль работы и способы подхода к различным проблемам. Независимому дворянину в определенном смысле приходилось превратиться в мелкую сошку, подчиненного, соискателя чинов и должностей. Ганс Розенберг проследил развитие высоко культурной, рациональной, достаточно прагматичной прусской бюрократической элиты в период между 1660 и 1815 годами. Здесь представители дворянства и буржуазии соединялись, создавая группу людей, по своим политическим пристрастиям, как правило, либерально-консервативную, воодушевленную чувством корпоративной общности, и нередко располагающую широким кругозором, необходимым на высших правительственных должностях. В период реформ сливки этой группы выдвинули такие фигуры, как Гарденбург, Гумбольдт и Шен ^[369].