Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Григорий Потанин Страница 83

Наконец, один из них явился, нашел дуплистое дерево и изнутри его добыл сухих растопок, костер запылал. Иван мог отогреть свои ноги; муж вытряс снег из моих сапог и положил их сушить; в своем усердии он хотел также приготовить и чай для нас; он набил чайник снегом и повесил его над огнем, но через несколько времени послышалось легкое падение какого-то тела и шипенье; это был наш чайник, – одной порции снега было слишком мало, чтобы наполнить его водой. Обогревшийся к этому времени Иван стал варить чай в кастрюле из-под супа. Скоро все мы бодро боролись с дорожными невзгодами. Неудачно начатый день и продолжался плохо, – было ветрено; ехать нам приходилось по открытой местности; в этот день мы поднялись на Олен-дабан и с него должны были спуститься в Шишкитскую долину, открывавшую путь в Россию.

Долина Шишкит – ровная, просторная; справа видны горы, из их ущелий на равнину выходят леса и тянутся по ней полосами. В одном из этих лесов мы, к удивлению своему, слышали звон колокольчика, как будто ехала русская повозка. К вечеру в этот день мы проехали мимо дархатского куреня. Этот ламайский монастырь обнесен деревянными стенами, имеет кумирни и амбары, построенные из бревен, а монахи живут в войлочных юртах. Проехавши монастырь, мы подъехали к каким-то постройкам и узнали, что это-то и есть заимка г. Посылина, русского купца, к которому мы направлялись. Трудно передать вам мою радость, – в этот день я едва сидела в седле, и здесь же открылось, что колокольчики, которые мы слышали, принадлежали лошадям в санях, которые г. Посылин высылал было нам навстречу, узнавши от г. Орлова, что мы должны приехать. Кучер, не дождавшись нас, воротился назад. А уж как бы это было кстати!..

Посылины жили в юрте, он, его жена и сестра, но на дворе была деревянная кухня и большой амбар. Нам, давно уже не видавшим ничего порядочного, юрта эта показалась дворцом. Действительно, верно, у самого Чингисхана не было такой юрты. Стены ее были из двойных войлоков; в верхнее круглое отверстие были в его юрте вставлены цветные стекла, а в середину между стекол была пропущена труба от железной круглой печи, поставленной в центре юрты; пол выстлан досками и затем войлоками, кругом стен лавки, прерываемые по местам постелями и столами; на давках были ковры, на столах – салфетки. Все это было чисто и казалось мне даже необыкновенно нарядно и красиво. Радушные хозяева уговорили нас пробыть у них сутки, чему мы были очень рады. Нечего и говорить о том, как рады мы были отдохнуть от своей скачки по снежным равнинам. Зато на другой день я едва могла принудить себя снова сесть в седло. Кроме утомления от быстрой езды, я стала страдать на переездах и остановках от ветреной погоды, которая стояла в эти последние дни нашего путешествия.

Проехав еще два дня по направлению к северу, мы увидели, наконец, озеро Косогол; нам был виден отсюда только его северный конец, за которым поднимался величественный белок Мунко-Сардык; от главного пика в обе стороны протянулись две другие, более плоские вершины. Дорога шла по террасе, которая круто обрывалась над водой; обрыв был сажени в три высотой; по террасе росли большие деревья, снега здесь почти не было. Терраса к северу расширилась и была версты две шириной. До северного берега доехали уже к вечеру и на ночлег поднялись вверх. Берегом озера мы ехали два дня и только 22 ноября поднялись на очень плоский перевал и долго ехали степью, где снегу почти не было: озеро осталось позади; скоро мы перестали видеть и величественный Мунко-Сардык с этой высокой степи; по крутой и лесистой долине спустились в местности Мон, где живут уже русские буряты; реки отсюда уже текут в Иркут. Наше путешествие по урянхайской земле было окончено. Мы отпустили своих дархатов-возчиков. Переночевав в последний раз в бурятской юрте на Моне, 23-го мы уже приехали к ночи в казачий поселок, откуда поехали в санях в Иркутск.

Проведя в стране больше двух месяцев, мы хотя и мало сталкивались с населением, все же из наблюдений и рассказов не могли не вынести некоторого представления о народе.

Урянхайцы бедны, и, что еще хуже, они неравномерно бедны; между ними замечается резкая имущественная разница: есть богачи, и в то же время многие буквально ничего не имеют, живут в бревенчатых шалашах – алянчиках, покрытых древесной корой, и питаются лишь тем, что добудут на охоте или в лесу: кореньями, орехами, лиственной корой. Многие проживают всю жизнь, не обзаведясь семьей. Нам случалось заглядывать в алянчики таких звероловов. Часто трудно решить, – жилой он или оставленный; иногда вся домашняя утварь состоит из сшитых из бересты корытец, употребляемых при еде, да железного котелка, который владельцем иногда носится с собой, чтобы служить ему во время охоты. Князья же урянхайские живут богато: их окружает многочисленная челядь, и в их сундуках скопляются дорогие уборы и безделушки из нефрита, сердолика, ляпис-лазури и других ценимых ими камней в несколько сот рублей. Их любимое времяпровождение – игра в шахматы, причем проигрывают иногда целые табуны лошадей.

Нравы урянхайцев суровы и жестоки. Воровство считается у них удалью, особенно воровство лошадей, и, хотя наказания, которым подвергаются пойманные воры, жестоки, они мало помогают. Нам рассказывали, что нередко народ на выборные должности свои назначает всем известных конокрадов, даже иногда перенесших жестокую кару за это дело. Человек, с честью, т. е. не выдавая участников, перенесший наказание, пользуется почетом.

В настоящее время такие воинственные наклонности и поведение урянхайцев должны уступить место другим порядкам. Китайская власть иногда вмешивается в международные распри, защищая подчиненных ей монголов, на которых по преимуществу нападают урянхайцы, накладывает тяжелые контрибуции за воровство, не разбирая, кто виноват и не отыскивая настоящего вора. Русские тоже не оставляют воровства соседей-урянхайцев безнаказанными и жалуются на них китайскому правительству; конокрадство и контрибуции, конечно, еще больше разоряют и без того бедный народ. Но в то время, как китайцы отгораживают свои владения от урянхайцев военными пикетами и строго запрещают урянхайцам переходить в пределы Монголии, наши русские купцы и крестьяне понемногу проникают в урянхайский край, заводят там торговлю, строят заимки и распахивают их землю под пашни.

Сначала урянхайцы встречали эти попытки враждебно, обворовывали русских при всяком случае и даже сопротивлялись силой, но теперь их отношения к русским стали совсем мирны, и мы замечаем быстрые успехи нашего сближения, сближения мирного, естественно вырабатываемого самой жизнью на почве взаимных сношений и услуг. В прошлом году урянхайскую землю посетил один из учителей народной школы Минусинского округа, с исключительной целью помочь урянхайскому населению, страдавшему от оспенной эпидемии, привитием оспы. Он был принят, как лучший гость, его беспрестанно возили из одного улуса в другой. Лишь недостаток лимфы и окончание каникул заставили его возвратиться. Такие мирные и благодетельные сношения, можно думать, поднимут среди диких и жестоких, как прежде думали, урянхайцев наше значение, как народа, стоящего впереди их на дороге к благам жизни и цивилизации.