Греческая религия. Архаика и классика - Вальтер Буркерт Страница 82

Однако мощь сильнейшего из богов проявляется не только в борьбе и победе, но и в сексуальной плодовитости. Племя зевсовых детей в мифах удивляет и количеством, и качеством, не меньше поражает и ряд богинь и смертных женщин, деливших с ним ложе. Поздние ми-фографы насчитывают 115 женщин; каталог супруг Зевса, который производил скандальное впечатление на многих толкователей, имеется уже в «Илиаде»²⁶. Так же знаменит и список переодеваний и превращений, к которым прибегал Зевс для достижения своих целей: Европа и бык, Леда и лебедь, Даная и золотой дождь, сюда же можно добавить Ио, превращенную в корову, и медведицу Каллисто; двойной Амфитрион — вероятно, заимствование египетской царской легенды²⁷. Зевс — единственный бог, среди детей которого — великие, могущественные боги: Аполлон и Артемида от Лето, Гермес от Майи, Персефона от Деметры, Дионис от Семелы или от Персефоны, Афина от Метиды (необычным путем), а от законной супруги Геры — менее любимый Apec. Дети Зевса, родившиеся от смертных женщин, как правило смертны — за исключением Елены и Полидевка, — но все они стоят выше людей и наделены особой силой: Геракл от Алкмены, Елена и Диоскуры от Леды, Персей от Данаи, Минос и Радаманф от Европы, Эак от Эгины, Аркас от Каллисто, основатели Фив Зет и Амфион от Анти-опы, родоначальник данайцев Эпаф от Ио.

В этом комплексе пересекаются различные мотивы. Здесь видны правила игры в высшей степени патриархального семейного уклада, предоставлявшего доминирующему мужчине полную свободу и не допускавшего лишь «изнеженности»; налицо осуществление фантастического желания иметь неисчерпаемую мужскую силу, причем Зевс должен быть впереди и в однополой любви: обратившись в орла, он похищает троянского мальчика Ганимеда²⁸. Но тут же замешаны и притязания многих племен и родов, которые все одинаково хотели вести свое происхождение от небесного отца. В архаическом мире морализаторская критика не распространялась на божественное поведение такого рода, хотя ревность Геры была понятна и расписывалась в ужасных красках. Тот, кому никто не может противостоять, по-видимому, будет таким. На архаическом глиняном рельефе из Олимпии изображен Зевс, похищающий Ганимеда и быстро уходящий с ним, причем бог никак не меняет своего облика; архаическая улыбка становится выражением величественной естественности этого действия Зевса.

При всем том Зевс — «отец», «отец богов и людей»²⁹. «Отцом» называют его и другие боги, не являющиеся непосредственно его детьми, и все боги встают перед ним³⁰. «Отцом» называют его и люди в своих молитвах, и эта традиция, может быть, восходит еще к индоевропейской эпохе. Своей самодержавной властью Зевс принимает решения, определяющие ход событий в мире. Кивок, от которого сотрясается Олимп, показался Фидию жестом, наиболее концентрированно отражающим сущность Зевса³¹. Никто не может принудить Зевса к чему-либо или потребовать от него какого-либо отчета, но при этом его решения вовсе не слепы и не односгоронни. То, что Зевс проглотил Метиду, обозначает соединение власти и премудрости. В эпосе постоянно говорится о «планирующем разуме» Зевса — noos. Этот «совет», noos всегда сильнее, чем человеческие «советы»; часто бывает «до поры до времени» скрыто, какова его цель³², но цель^ Зевса обязательно есть, и он ее достигает. Только в «Одиссее» появляется уверенность в том, что боги «ведают все»³³, тогда как «Илиада» описывает в известной сцене на Иде («обольщение Зевса») то, как Зевс оказывается на время введен в заблуждение; впрочем, это только эпизод, обманщице приходится бояться мести, а Зевс несмотря ни на что приводит задуманное в исполнение.

Беспристрастность решения Зевса нашла у Гомера выражение в образе золотых весов, которые бог держит в руке³⁴: во время поединка Ахилла с Гектором склоняющаяся вниз чаша показывает, что Гектор обречен погибнуть. Зевс испытывает жалость к человеку, но действует так, как положено. Здесь встает проблема мойры, или айсы, то есть «судьбы»³⁵, как было понято это впоследствии. Для причинно-следственного мышления тут возникает дилемма: или рок, предопределение, или свобода божества. Для «Илиады» это не дилемма, а конфликт, который должен быть разрешен, — ведь жизнь вообще состоит из конфликтов. Мойра, или айса, — не личность, не божество и не сила, а данность; само слово «мойра» означает «часть» и выражает то обстоятельство, что мир разделен на части, что в пространстве и во времени проведены границы. Самая важная и самая болезненная граница для человека — это смерть: здесь положен предел его «части». Переступить границы в принципе возможно, однако это будет иметь дурные последствия: Зевс властен действовать иначе, но другие боги этого «не одобрят»³⁶, поэтому он так и не поступает, подобно тому как добрый и разумный повелитель не распространяет своей власти за рамки обычного права. Так предопределение, а точнее, «разделение» становится собственностью Зевса: Dios aisa.

Всякая человеческая власть исходит от Зевса. Цари у Гомера — «Зе-веса питомцы», от Зевса получили свой скипетр Атриды³⁷. «Город» (polis) и его «совет» (boule) находятся под особым покровительством Зевса Полиевса и Зевса Булея. Каждый хозяин отдает свой «двор» (herkos) и «имущество» (ktesis) под защиту Зевса Геркея и Зевса Кте-сия; при этом «имущество» заперто в кладовой в виде закрытого сосуда, а защищающая сила может выступать, в частности, в обличье домашней змеи³⁸. Тут уже нет ничего общего с «небесным отцом», но где охранительный порядок — там и Зевс. С Зевсом связаны все законы: мужи, ведающими законами, получили свои уставы «от Зевса»³⁹; у Гесиода Дика, «Справедливость» восседает на троне подле Зевса, своего отца. Справедливость принадлежит Зевсу (Dios dika), но нельзя сказать, что Зевс «справедлив» (dikaios), ибо это понятие относится к тому, кто соблюдает законы в отношениях с себе подобными, тогда как Зевс стоит надо всеми этими взаимоотношениями. Он то выступает как податель добра, то насылает зло, и часто никто не знает, почему; но именно то, что планирующий «отец» держит власть в своих руках, и делает возможными человеческие законы⁴⁰. Поэтому первая настоящая супруга Зевса — Фемида, «Установление»⁴¹.

Зевс беспристрастен. Вряд ли мог быть такой город, который бы считал Зевса своим, городским божеством — для этого есть Афина — покровительница крепости, Аполлон — покровитель торговой площади, Гера, Посейдон... Но Зевса почитают везде, и в том числе Зевса «Городского», Полиевса⁴²; в его честь сооружают величайшие храмы — так это и в Афинах, где, впрочем, гигантский проект Писистрата был полностью осуществлен только Адрианом⁴³. Но особенное внимание уделяет Зевс отношениям, соединяющим людей, чужих друг другу: гостей, людей, просящих о защите или дающих клятву — Зевс Ксений, Гикесий, Горкий. Афина и Гера ненавидят Трою за то, что Парис пренебрег ими; Зевс обрек Трою на погибель за то, что Парис нарушил законы гостеприимства.

Поэтому Зевс имеет особое право называться богом всех греков, «панэллинов». Если бог погоды с «горы» на Эгине носил прозвище «Hellanios»⁴⁴, то это указывает на существовавшую прежде связь с фессалийским племенем «эллинов», но затем стало восприниматься как имя бога греков вообще. Наибольшей связующей силой обладал тот праздник Зевса, который выделялся среди всех прочих праздников, как золото из всех драгоценностей — жертвоприношение и агон в Олимпии⁴⁵. Принимать в них участие означало быть эллином, так что допущение сюда македонцев, а позднее римлян, имело особое политическое значение. Победитель в беге на стадий, возжигавший жертвенный огонь на вершине древнего алтаря, выделялся из всех прочих людей как человек, явивший божественное превосходство. И то, что в Олимпии впервые одержал победу абсолютно обнаженный бегун⁴⁶ (по преданию, это случилось в 720 г.), имело решающее, выходящее за рамки спорта, значение для греков с их облеченными в плоть богами: возвышенное остается телесным.