Сталинградская Богородица - Валерий Шамбаров Страница 82

Когда прорабатывали символику РОД, германское начальство запретило двуглавого орла и бело-сине-красное знамя – сочло, что они связаны с «традициями российской державности». Поэтому для нарукавных нашивок и эмблем приняли символику морского, Андреевского флага. Ее немцы признали «нейтральной» и дозволили. А идеология РОД была крайне запутанной. Среди власовцев были коммунисты, но объявлявшие себя антисталинистами, как бывший секретарь райкома Жиленков. Главным идеологом и пропагандистом стал Зыков, он же Цезарь Вольпе, один из ближайших помощников Бухарина. Значительную роль сыграл НТС, внушая идеи «народно-трудового строя» и «третьего пути».

Однако стоит задаться вопросом – а был ли он возможен в условиях войны, «третий путь»? Ответ напрашивается однозначный и сугубо отрицательный. Даже при гипотетическом успехе «национальной революции» выиграли бы отнюдь не национальные силы, а чужеземные. Можно еще раз вспомнить, какие последствия вызвали в годы Первой мировой войны Февральская и Октябрьская революции. В годы Второй мировой внутренний взрыв грозил еще более страшными и необратимыми последствиями…

Что же касается мешанины и непоследовательности во власовском движении, то они были отнюдь не случайны. Ведь и сами антисоветские формирования оказывались совершенно неоднородными. В них собирались и бывшие белогвардейцы, и коммунистические оппозиционеры. Все это густо разбавлялось отребьем, которому было без разницы, кому служить, абы погулять и пограбить. Для многих пленных вступление в подобные формирования являлось лишь способом выжить, вырваться из лагерей. Такие записывались куда угодно. Приезжал вербовщик от казаков – объявляли себя казаками, от украинцев – «хохлами». Иногда вступали во вражеские войска в самообмане, что это способ при удобном случае вернуться к своим. Некоторые и впрямь перебегали. Другие задумывались – у своих-то придется отвечать. А здесь жив, сыт, одет. Участвовали в боях, в карательных акциях, после чего путь к своим был отрезан. Сделали первый шаг, а дальше плыли по течению, куда вынесет. Откололись от одного берега и не пристали к другому – потому что его не было…

И все-таки, невзирая на свой разношерстный состав, власовские и прочие антисоветские формирования представляли серьезную опасность. Снова, как в 1917 г., враги раскалывали советские народы, натравливали друг на друга. Отчасти это удалось. При отступлении немцев с Кавказа с ними потянулись многокилометровые обозы «союзных» чеченцев, калмыков, карачаевцев. Потянулись и обозы казаков-«шкуринцев», поверивших в «освобождение». Новые партии беженцев, «красновцев», добавились на Дону. Один из обозов, 15 тыс. человек, попал в окружение вместе с немецкими частями. Бывший белогвардейский сотник Доманов повел казаков в отчаянную атаку, прорвал фронт и помог выбраться немцам, Доманова за это наградили Железным крестом. Кубанцев и донцов разместили под Новогрудком, объединили в «Казачий стан», нечто среднее между войсковым соединением и беженским табором.

Еще одну казачью дивизию начали формировать на территории Польши из пленных. По лагерям снова возили Краснова и Шкуро, чтобы выступали с речами. Но от командования казачьих лидеров опять оттерли. Во главе дивизии поставили генерала фон Паннвица. Он был родом из Силезии и до революции знал казаков, донцы охраняли границу поблизости от имения Паннвицев. Всю жизнь он прослужил в германской армии, однако новая роль, судя по всему, генералу понравилась – нацепил поверх гитлеровского мундира бурку с папахой, подчиненные орали ему «любо!», величали «батькой Паннвицем».

Задурить головы удавалось не только казакам. Солдаты Донского фронта Рокоссовского, зачищая развалины Сталинграда, проклинали «хиви». Битва закончилась, бойцы могли наконец-то вздохнуть с облегчением – они уцелели в сталинградском кошмаре! Но изменники, в отличие от своих немецких хозяев, не надеялись на пощаду. Из руин гремели остервенелые выстрелы, обрывая чью-то радость победы и жизни. А когда сталинградские ветераны погрузились в эшелоны и прибыли на Центральный фронт, они столкнулись вдруг с тем же самым! Под Севском над неприятельскими позициями услышали русские матюги. Ударили пушки и минометы – русские! Появились даже танки Т-34 и Т-70 с непонятными эмблемами «Русской освободительной народной армии».

Это немцы, латая дыры, потребовали вывести на фронт войска брянской «республики» Локотского района. Под командованием инженера Каминского состояло пять пехотных полков, артиллерийский дивизион, батальон отремонтированных танков, брошенных нашими частями при отступлении. Под Севском и Дмитровском «Русская освободительная народная армия» дала свое единственное сражение. Она никого не освободила, но дралась жестоко. Однако вчерашние сталинградцы были настроены не менее жестоко. Бить врага они научились гораздо лучше, чем локотские дезертиры и ополченцы. А пушек и танков у них было больше. Вражескую бронетехнику пожгли, орудия передавили. Один полк перебили полностью, остатки других ускользнули. Локотская «республика» прекратила существование, и к отступающим немцам пристроился еще один огромный обоз – 50 тыс. беженцев.

Но о реальном смягчении отношения к русским Гитлер даже теперь не помышлял. Ведь подобное смягчение означало бы отказ от самых заманчивых, центральных идей нацизма – идей господства над миром. В данном отношении с фюрером был абсолютно согласен Гиммлер. В 1943 г. он продолжал самозабвенно трудиться над планами германского заселения восточных территорий. Это могло выглядеть несуразицей, бредом, но именно теперь, когда положение на фронтах становилось хуже и хуже, руководство СС принялось воплощать в жизнь свои демографические и геополитические разработки.

Началось строительство военизированных переселенческих колоний. Тех самых колоний, которые в будущем распространятся на все завоеванные земли и станут контролировать их. Первая такая колония под руководством обергруппенфюрера СС Глобочника была создана в марте 1943 г. возле Замостья в Восточной Польше. От коренного населения очистили 293 деревни, повыгоняли 100 тыс. человек. Из них 17 тысяч расстреляли, 20 тысяч отправили в концлагеря, а маленьких детей отобрали у родителей и передали в заведения «Лебенсборн» для «германизации» [9].

Если терзали и добивали покорную Польшу, что уж было говорить о налаживании отношений с русскими? Но многие нацистские военные и чиновники, особенно ветераны Первой мировой, соглашались, что было бы чрезвычайно заманчивым усугубить раскол в России, снова довести ее до революций. Этим воспользовались покровители Власова. Договорились весной 1943 г. об агитационных поездках генерала в прифронтовую полосу. Сперва повезли его в Смоленск, Могилев и Бобруйск, потом в Ригу, Псков, Лугу, Гатчину. Он выступал перед жителями, говорил о создании «независимого национального государства», о том, что немцы «в союзе с русскими» помогут сбросить «диктатуру Сталина» так же, как русские помогли Германии освободиться от Наполеона. На одном из собраний даже спросил слушателей, хотят ли они быть рабами немцев? Аудитория дружно кричала: «Нет!» Хотя Власов тут же пояснил, что рабами они станут, если будут защищать коммунизм. Если же выступят против коммунизма, превратятся для Германии в «друзей» [3].

Но подобные речи генерала понравились не всем немцам. Гестапо составило подборку цитат из выступлений Власова, доложило Гиммлеру. Рейхсфюрер СС и начальник гестапо Мюллер возмутились и встревожились. Ведь в промышленности и сельском хозяйстве Германии трудилось уже 5 млн пленных и русских невольников! А если возомнят себя равноправными «союзниками», выйдут из повиновения? Гиммлер доложил Гитлеру, и тот устроил выволочку своим генералам. После нее Кейтель издал приказ: «Ввиду неквалифицированных бесстыдных высказываний военнопленного генерала Власова во время поездки (…), происходившей без ведома фюрера и моего, перевести его немедленно в лагерь для военнопленных».