Петербургский ковчег - Сергей Михайлович Зайцев Страница 82

— Какие тут подземелья? — легкомысленно хохотнул кто-то. — Вы что, сударь?.. Какие трюмы?..

Шумел ветер, шумела река.

— Господа, расходитесь. Мост закрыт...

— Смотрите! Смотрите! — молодой господин, придерживая от порывов ветра цилиндр на голове, показывал в сторону Коллегий.

Все обернулись туда.

Вдоль зданий от самих Коллегий куда-то к центру острова на возвышенность катился живой серый поток. С первого взгляда Аполлон не понял, что за явление увидел. Но при внимательнейшем рассмотрении оказалось, что поток этот не что иное, как тысячи и тысячи, десятки, сотни тысяч перепуганных крыс... Будто подчиняясь воле какого-то своего царька, крысы сбегались отовсюду, сбивались в этот поток и уже двигались дальше в едином направлении. Зверьки выбирались из сточных канав, вылезали через решетки из канализации — из многочисленных подземных труб, выбегали из подворотен, с пронзительным писком выскакивали из подвальных окошек. Масса крыс с каждой минутой все множилась...

Аполлон глазам своим не верил: что в Петербурге, в этом любимом им городе, в этой прекраснейшей из северных столиц прячется под фундаментами и уживается с людьми столь бессчетное число богомерзких тварей.

— О Господи!...

Крысы бежали по тротуару, пугая прохожих, приводя в панический ужас лошадей. Отдельные из крыс выбивались из общего потока, зачем-то пытались вскарабкаться вверх по фундаментам и стенам зданий, но срывались и падали в гущу своих сородичей. Крысы бежали, взбирались друг на друга, перескакивали друг через друга, ссорились и пищали... Что-то жуткое было в этом зрелище: розовые ушки, острые зубки, блестящие черные глазки, отвратительные, похожие на змеиные, хвосты. Но более всего впечатляло именно обилие этих неприятных созданий, и непонятна была причина, заставившая крыс оставить свои привычные убежища и устроить на улице сие грандиозное шествие.

Никто из присутствующих господ и мещан и простого люда уже не глядел на реку, все следили за крысами, поток которых не иссякал; некоторые дамы пребывали в состоянии, близком к обмороку...

Пожилой господин представительного вида громким голосом, — дабы его не заглушали ветер и шум волн, — рассказывал компании других зевак, как ему однажды случилось побывать вблизи известной городской мусорки и наблюдать там примерно такое же скопление крыс; там — на кучах объедков и мусора произошла настоящая битва между крысами и вороньем — кровавая, беспощадная...

Чем — чьей победой — закончилась та битва, пожилому господину досказать не удалось. Повествование его перебили крики:

— Вода! Вода!...

— Господа... пото-о-оп!...

— О-о!...

Тут все увидели, как из подземных труб появилась и стала быстро растекаться по набережной вода — грязно-желтого цвета, зловонная. Напор ее был силен — вода выносила на мостовую какой-то перегнивший мусор и бесчисленные трупики утонувших крыс.

Потом послышались крики с реки...

Это не выдержал ударов волн мост, цепь плашкоутов распалась, части моста сразу увлекло течением; несколько работников упали в воду — они кричали, моля о помощи, но волны уносили их прочь; другие работники по сохранившемуся еще настилу бежали к берегу.

Толпа на набережной с минуту пребывала в оцепенении — до тех пор, пока вода, хлынувшая из подземных труб, не подступила к ней. Люди с криками, толкая друг друга, бросились прочь. Они побежали вслед за крысами, которые, должно быть, лучше знали, где искать спасения. Некоторые из господ, спасая собственную жизнь, выказали не-мало прыти и мало заботились о том, как выглядят со стороны и что о них скажут дамы, коих они беззастенчиво толкали в грязь, коим они наступали на шлейфы и пятки.

Аполлон, верно, более других потрясенный зрелищем разъярившейся стихии, на несколько секунд замешкался — да и не из тех он был людей, что теряют лицо перед страхом смерти, — и видел, как высокая волна, увенчанная шипящим белым гребнем, вдруг переползла через каменный парапет... Волна была — разъяренный зверь... В этом зрелище виделось что-то жуткое; город как бы в мгновение ока уменьшился, сжался, сдался... Волна опрокинула полицейских, стоящих у входа на мост, и потащила их по набережной, поднимая и опуская, ударяя о мостовую, крутя в воронках, переворачивая, оглушая, срывая с них каски... Массы воды, вдруг перевалившие через парапет, издавали сейчас настоящий рев.

Эту первую волну Аполлон встретил грудью. Вода обожгла холодом и мгновенно лишила Аполлона опоры; волна накрыла его, перевернула, и он потерял всякую ориентацию — где верх, где низ, уже не мог бы сказать.

Вода тащила его кубарем, вода шипела и гремела, обдавая тело Аполлона мириадами пузырьков. Страха не было, страх не успел прийти и завладеть сознанием Аполлона; успела прийти мысль: все! это последнее, что Аполлон видит, и больше ничего не будет...

Вода тащила его куда-то, обо что-то ударяя, вода крутила его, будто малую былинку. Аполлон, открыв глаза, пытался ухватиться за что-нибудь, дабы противостоять, суметь выбраться из адского водоворота, но возле него были только такие же несчастные, как и он сам, — мощный поток воды, увлекши их, не отпускал более, и тащил, и кружил, швырял вправо и влево, мял, гнул в дугу, не давая глотнуть воздуха. За грохотом воды не слышно было криков.

В тот момент, когда Аполлон совсем уж распростился с жизнью, он вдруг почувствовал землю под ногами. Волна же, постепенно теряя силу, еще бежала куда-то вперед.

Аполлон поднялся; он обнаружил, что волна, подхватившая его на набережной, протащила его саженей пятьдесят по улице. Рядом с Аполлоном поднимались с земли еще несколько человек; они откашливались и отплевывались; у того молодого господина, какого Аполлон приметил на набережной, нервически дергалась щека, девица, что была с ним, серая от холода, плакала навзрыд.

— Берегись!... — был крик откуда-то сзади.

Аполлон обернулся. И в этот момент его и всех, кто был рядом, накрыла вторая волна — еще более мощная, чем первая. Аполлона перевернуло и ударило плечом оземь, затем со стремительностью пушечного ядра погнало дальше по улице; последнее, что он помнил, — это еще один удар, вероятно, о фундамент какого-то дома; этот удар оглушил Аполлона, и сознание, кажется, покинуло его...

Он пришел в себя, быть может, спустя секунду. Он сидел на мостовой по грудь в воде, прислонившись спиной к какой-то стене. Ни того молодого господина, ни его девушки рядом не было. В двух саженях от Аполлона плавал лицом вниз труп мужчины. В том, что это был труп, Аполлон не сомневался: из страшной раны на голове вытекала кровь. Еще несколько человек поодаль вставали из воды; один стонал, держась за бедро, другой, ругаясь, грозил реке кулаком — словно живому существу, способному понять этот жест... Барахтались в воде с десяток крыс — они пытались вскарабкаться на фундамент, цеплялись коготками за неровности стены, срывались и повторяли попытки бессчетное число раз — они боролись за жизнь.

Аполлон поднялся. И только тут до него, до оглушенного, дошло, что все произошедшее — это наводнение, какие иногда случаются в северной столице, причиняя ей немалый ущерб, и о каких долго потом рассказывают старожилы...