Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов Страница 81

Наступавший Корочун отодвинул всё посторонь и про Зубилу в его преддверии забыли. За день до праздника на развернувшемся по случаю большом торге он встретил кузнецкую жену Невяну. Та, солнечно улыбаясь, спросила:

— Чего же не заходишь? Ален по тебе заскучал, думает, не услали ли тебя куда? А ты на торге сряду кажешь. Приходи на праздник.

— Да я со своими...

— Ну, приводи их к нам. Жило не лопнет!

— Поглядим.

Князь ради праздника освободил своих от службы на целых три дня при условии, что все будут под рукой. Город целиком доверили болгарам. Кмети на праздник собирались кто куда, и Колот, прихватив двух товарищей — Звенца и Жиляя, пришёл к кузнецу.

По новой болгарской вере в ночь на Корочун родился сын Божий Иисус и оба праздника тесно переплелись старыми и новыми обрядами. Также встречали Будный вечер, готовили девять блюд на стол, наряжали будник — толстый деревянный ослоп, и с наступлением темноты клали его в печь и поджигали. К вечеру ходили первые славильщики, славили Бога, только ответ им был такой же, как и в былые времена, когда славили рождение Даждьбожьего сына Коляды ^[74].

Вилась по дому праздная суета. Хлопала часто отворяемая дверь.

— Славите ли Бога нашего? — спрашивали с улицы.

— Коляда, Коляда! — отвечал кузнец и кричал сестре:

— Милка, неси детворе заедки!

Русы косились на еду, решительно не желая понимать, почему никто не ест. Ален истово благославил стол и, когда благовест текучим густым звоном оповестил о конце поста, разрешил приступить к еде и питию.

За столом с хозяевами в основном говорил Колот, Жиляй насыщался, стреляя глазами на дверь — после выпитого вина хотелось повеселиться. Невяна, смекнув настрой русичей, успокоила:

— Вы ешьте, гульба от вас не сбежит. А мы с Милкой разом с вами пойдём. Отпустишь, Ален?

Кузнец разрумянился от хмеля, махнул рукой:

— А идите!

И уже у выхода, когда все со смехом оглядывали свои чудные праздничные наряды, Звенец, совсем не знавший привычек и уклада жизни кузнеца, всегда сторонящегося языческих гулянок, предложил:

— Давай с нами, Ален!

— Идите, не заскучаю без вас! — сказал кузнец и улыбнулся широкой тёплой улыбкой, отбросив все сомнения русичей, опасавшихся, что Ален в обиде на недолго сидевших за столом гостей.

Улица гудела и скоморошила, раздавались игривые крики и смех. Жиляй первым толкнул дверь и, едва не упав на скользком крыльце, в вывороченной шубе, размахивая руками в длинных рукавах, исчез в куче веселящихся и больше в эту ночь друзьям на глаза не попадался. Здесь так же как и на Руси, без спросу заходили в дома, вовлекая хозяев в хоровод нежити. Впрочем, были дворы, наглухо закрытые. Священники запрещали пастве выходить в Корочунову ночь на улицу и собирать дома гостей, понимая, впрочем, что силой обычаев не изменишь. Нарвавлись на такой двор и Колот со Звенцом. Хозяин, обложив их матершиной, пригрозил выйти с топором. Обескураженные таким отпором, друзья отошли от двора, тут их обстреляли снежками, судя по выговору, свои же русичи. Поймав одного отбившегося от своих, друзья вываляли его в снегу, напихав ещё за шиворот. Тот фыркал и злился, пытаясь схватить одного из них, но те со смехом уворачивались. Друзья его стояли в стороне, не пытаясь помочь товарищу, зубоскаля и смеясь, наблюдали за ним. Тот, выдыхаясь, сделал отчаянную попытку захватить Колота, но тот вырвался, опрокинув парня. Личина слетела и Колот узнал Ратшу Волка.

— Бежим! — первым сообразил Звенец и, увлекая за собой Колота, побежал в сторону площади, где хороводил и плясал разгулявшийся Корочун.

— Ужо я вам задам! — орал вслед Волк.

Гуляли всю ночь. Веселились посадские молодцы с боярскими девками, смерды из соседних селений, купцы, бояре, не узнанные, а потому и равные средь других. Утром город объезжала Глебова стража, внимательно осматривая улицы — не валяется ли какой-нибудь перепившийся удалец, неверные ноги которого не довели до родного дома. Если и находился такой, то подбирали, вели в ближайшую избу, отдавали хозяевам, а те, раздев, растирали вином озябшее тело. Где-то ещё орали песни, а проспавшие ночь и не участвовшие в общем веселье, вылезали во двор через окна, чтобы разобрать хлам, которым завалили входную дверь весёлые сябры, беззлобно и понимающе ругаясь, стаскивали с крыши заброшенные туда ради шутки гуляющим народом сани.