Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 - Джеймс Хайнцен Страница 81

По вышеописанному скандалу видно, как складывалась новая, для эпохи после террора, мозаика объяснений существования коррупции. Скандалы в судах наглядно показывают отличия послевоенных нарративов о коррупции от тех, на которые опирались власти во время террора. Именно в период позднего сталинизма обвинения в моральном разложении и профессиональных злоупотреблениях против должностных лиц навсегда отпочковались от обвинений в изменнической деятельности. Судьи, которых в 1930-е гг. репрессировали бы как врагов по статье 58, теперь обвинялись в обычных должностных преступлениях. В первые же послевоенные годы заметен отход от практики 1930-х гг., когда НКВД ставил клеймо опасных врагов народа или «преступных элементов» на целые категории людей и арестовывал их в массовом порядке, зачастую как участников мнимого широкого контрреволюционного заговора. После войны правоохранительная система по большей части руководствовалась принципом, что люди совершают преступления в одиночку или небольшими группами, каждый человек по своим мотивам и своими методами¹⁶⁹. Даже в тех случаях, когда, по уверениям властей, речь шла о преступных группировках, правоохранительные органы в первую очередь стремились показать эпизоды коррупции как отдельные проступки падших личностей.

Чем же на самом объясняется волна взяточничества в советских верховных судах по окончании Второй мировой войны? Сами судебные протоколы и материалы следствия, хотя их никак нельзя назвать объективными документами, в ярких деталях обрисовывают многие политические и структурные причины скандала, фиксируя типы неформальных отношений, которые пронизывали советскую жизнь. Приведенные на процессах примеры мытарств рядовых советских граждан, работавших и не работавших в государственных учреждениях, сильно усложняют любой нарратив, возлагающий вину на моральные или политические недостатки судебных работников, адвокатов и взяткодателей. Хотя во многих обвинительных актах говорится об «организованных преступных группах», прокуратура так и не представила суду доказательств реального существования таковых помимо рассказов об обычных дружеских и коллегиальных отношениях между сослуживцами (правда, изображенных в самом зловещем свете), которых объединяли типичные для людей, замешанных в какое-либо преступление, попытки избежать разоблачения. Чтобы отыскать корни неофициальных сделок в послевоенном советском обществе, достаточно взглянуть на обстоятельства, невольно выявленные судебными процессами, – маленькую зарплату, нехватку жилья и других предметов первой необходимости, болезни близких и прочие проблемы вкупе со стремлением людей не только выживать, но и повышать уровень жизни, очень низкий после катастроф коллективизации крестьянства, головокружительно быстрой индустриализации и войны. Если добавить сюда структурные факторы, неоднократно подчеркивавшиеся в этой книге: склонную к произволу и плохо подготовленную бюрократию, экономику дефицита, бестолково и непрофессионально организованные условия труда (не говоря уже о банальной человеческой жадности), – станет гораздо яснее, что на самом деле толкало судебных работников и просителей идти по «пути взятки» в советских судах.

Как ни странно, в одном партийные охранители, пожалуй, были правы: взяточничество в судах действительно представляло угрозу легитимности советской судебной системы, хотя и не из-за череды сговоров глубоко коррумпированных людей, сознательно стремившихся развалить социализм, как утверждал официальный нарратив. Во многих случаях, как показали процессы и обжалования, взятки являлись результатом неуважения партии-государства к принципу верховенства закона, чрезвычайной перегруженности судов и неожиданных последствий массовых арестов и чудовищно суровых приговоров за мелкие преступления против государственной собственности и народного хозяйства. Все эти условия, вместе взятые, наряду с дебрями бюрократической волокиты, мешавшей отправлению правосудия, поощряли развитие оживленных неформальных отношений на теневой стороне советской жизни.

Многие элементы преступных махинаций – и сопутствующие им обвинения – повторялись и после 1953 г. «Искусство взятки» не умерло вместе со Сталиным. Это вполне понятно: СССР по-прежнему оставался государством, и подавлявшим, и невольно стимулировавшим предпринимательскую деятельность, мультикультурным миром людей, которые договаривались между собой о том, как свести концы с концами и найти решение трудно разрешимых проблем, получить образование, устроиться на работу, добиться правосудия; которые стремились приобрести товары и услуги и повысить уровень жизни. Несмотря на то что Сталин сошел со сцены, условия, посеявшие семена неформальных сделок между должностными лицами и простыми советскими гражданами, никуда не делись.