Петр Великий. Деяния самодержца - Роберт К. Масси Страница 80

Часть зала была отгорожена высокими ширмами, и когда их убрали, взору открылись пиршественные столы, уставленные серебряной посудой и подсвечниками. Сотни зажженных свечей рассеяли зимний сумрак, и толпа приглашенных хлынула к столам, рассаживаясь без чинов. За особым столом на возвышении восседал Ромодановский, с ним оба фельдмаршала, канцлер Головкин и сам царь. За отдельный стол усадили и шведских генералов. Позади кресла Петра стоял церемониймейстер, и всякий раз, когда провозглашали тост, он стрелял из пистолета в открытое окно, что служило сигналом для артиллеристов. Пирующие поднимали кубки, и стены сотрясались от орудийного залпа. Завершился праздник великолепным фейерверком, который, по словам датского посланника, намного превзошел виденный им в Лондоне и обошедшийся в 70 000 фунтов стерлингов.

* * *

Шведы, взятые в плен под Полтавой и сдавшиеся у Переволочны (а их было большинство), оказались наконец в Москве, к которой так долго стремились. Но вошли они в нее не завоевателями, а пленниками – в хвосте триумфального шествия русского царя. С генералами победители обращались весьма учтиво. Нескольким из них было позволено вернуться в Стокгольм и передать от имени Петра условия мира и обмена пленными. Юного принца Вюртембергского освободили без всяких условий, но по дороге домой он скончался от лихорадки. Тело его с воинскими почестями было препровождено к матери в Штутгарт. Изъявивших желание шведских офицеров принимали на русскую службу. Принесшие присягу на верность Петру сохраняли чины, бывшие у них в шведской армии, и получали под начало русские эскадроны, батальоны и полки. Никого из них не принуждали участвовать в Северной войне и сражаться против соотечественников и своего короля. Их распределили по гарнизонам на юге и востоке оберегать рубежи России от возмущений казаков и набегов татар и иных азиатских кочевников. Остальные офицеры были интернированы и разосланы по разным уголкам страны. Поначалу им была дарована даже свобода передвижения, но некоторые из отпущенных в Швецию под честное слово не вернулись назад, да и кое-кто из поступивших на русскую службу скрылся, использовав свое новое положение. Доверие было подорвано, и режим содержания пленных ужесточился.

Шли годы, и шведские офицеры, разбросанные по всем областям России, нередко терпели нужду из-за скудости денежных средств. Рядовым солдатам из Швеции присылали небольшое пособие от казны, но офицерам ничего не полагалось. Из 2000 офицеров только 200 получали деньги из дома, остальным, чтобы заработать на жизнь, пришлось учиться ремеслу. Прежде они знали лишь военное дело, но со временем обнаружили поразительное множество дарований. В одной только Сибири осело около тысячи шведских офицеров, которые освоили малярное, столярное, слесарное или токарное ремесла, стали золотых и серебряных дел мастерами, изготавливали игральные карты, табакерки и превосходную золотую и серебряную парчу. Вышли из них и сапожники, и портные, и музыканты; некоторые стали держать постоялые дворы, а один сделался бродячим кукольником. Те, кто не сумел выучиться ремеслу, уходили промышлять в тайгу. Некоторые открыли школы. Кое-кто из пленных вызвал из Швеции своих жен, иные женились на русских, пошли дети, и их надо было учить. Дети шведских пленных постигали математику, латынь, голландский и французский языки, не говоря уже о шведском. Образование их выгодно отличалось от того, что получало большинство детей в русских семьях, и русские, жившие по соседству, стали охотно отдавать своих детей в обучение иноземным наставникам. Порой шведы переходили в православие, а те, кто сохранил протестантскую веру, возводили свои храмы. Сибирь была суровым и неприветливым краем, но ее губернатор, князь Матвей Гагарин, слыл человеком великодушным, и угодившие в Сибирь шведские офицеры превозносили его за снисходительность и милосердие. Петру, который все управление государством переиначивал на европейский лад, в скором времени потребовались толковые и грамотные чиновники. В Петербурге в новоучрежденных коллегиях (будущих министерствах) – Адмиралтейской коллегии, Юстиц-коллегии, Коммерц-коллегии и Берг-коллегии – нашлись места для многих бывших шведских офицеров.

С простыми солдатами, а их было более 15 000, обошлись строже. Им, правда, тоже предоставили возможность поступить на царскую службу: на Кубани целый полк шведских драгун – 600 человек под командой немецкого полковника – оберегал российские рубежи от татар. Но те, кто отказались служить царю, отправлялись на принудительные работы. Их можно было встретить и на шахтах Урала, и на строительстве верфей и укреплений в Петербурге. В отношении шведских офицеров велся учет, но учитывать всех солдат не считали нужным. Часть из них жила в городах, часть в имениях российских дворян; многие женились на русских, приняли православие, обрусели. В 1721 году, через 12 лет после Полтавской битвы, когда наконец был заключен мир и пленным шведам разрешили вернуться домой, из 40-тысячного воинства Карла в родные шведские пределы возвратилось всего 5000 человек.

* * *

Весной 1710 года Петр пожинал военные плоды Полтавской победы. Русские армии, не встречая сопротивления, прокатились по балтийским провинциям Швеции. В то время как на юге 30-тысячная армия Шереметева осаждала Ригу, на северо-запад Петр послал генерал-адмирала Федора Апраксина, только что ставшего графом и тайным советником. Во главе 18-тысячного войска он должен был осадить Выборг – город на Карельском перешейке, в семидесяти пяти милях к северо-западу от Петербурга, который мог служить шведам опорным пунктом, задумай они напасть на новую столицу Петра. В 1706 году русские войска безуспешно пытались захватить Выборг с суши, но теперь у них появились новые возможности – на радость Петру, вырос и окреп Балтийский флот. Помимо фрегатов, в его составе было и множество галер, ходивших как под парусами, так и на веслах. Они как нельзя лучше подходили для плавания возле скалистых финских берегов, годились и для транспортировки припасов, и для того, чтобы удерживать в заливе шведские эскадры. В апреле, едва Нева очистилась ото льда, из Кронштадта вышел русский флот под командованием вице-адмирала Крюйса. Его заместителем в чине контр-адмирала был Петр. Проложив путь сквозь плавучие льды Финского залива, суда подошли к Выборгу. Осаждавшие крепость войска Апраксина страдали от стужи и голода. Однако теперь Апраксин получил провиант, а с учетом прибывшего на судах подкрепления его силы возросли до 23 000 человек. Ознакомившись с планом осады, Петр повелел Апраксину взять город во что бы то ни стало, а сам на небольшом суденышке вернулся в Петербург, причем по пути едва ушел от шведского военного корабля.

В Петербурге царь снова занедужил и проболел весь следующий месяц. В начале июня, узнав, что осада Выборга близится к концу, он писал Апраксину: «А от денщика твоего я слышал, что сегодня намеришь приступать, и ежели уже учинено, то Бог в помощь. Ежели же до сего дня не учинено, то прошу, дабы до воскресенья или до понедельника отложено было, к тому времени могу поспеть, понеже сего дня последнее лекарство приму, и завтра буду свободен».

13 июня 1710 года Выборг с гарнизоном в 154 офицера и 3726 солдат сдался Апраксину. Петр поспел как раз вовремя и присутствовал при капитуляции. Впоследствии русские заняли Кексгольм, и весь Карельский перешеек очистили от неприятеля. Таким образом, к северу от Петербурга возникла стомильная защитная полоса, а это значило, что Петрову «парадизу» более не грозит неожиданное нападение шведов. Довольный сверх меры царь писал из Выборга Шереметеву: «Итак, через взятие сего города, Санкт-Питербурху конечное безопасие получено» и Екатерине – что «уже крепкая подушка Санкт-Питербурху устроена через помощь Божию» [46].