Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье Страница 8

Ангерран был маленького роста. Помимо статуи во дворце, упомянутой Сен-Фуа, ^[92] мы имеем другое достоверное свидетельство: Огюст Ле Прево был знаком с человеком, который во время Революции присутствовал при эксгумации Мариньи и подтвердил, что Ангерран был небольшого роста и с очень массивной головой. ^[93] У него, вероятно, были довольно светлые волосы, возможно, рыжие, если допустить, что сатирическая поэма из французского манускрипта № 146 из Национальной библиотеки, обличавшая рыжую (russus) лису, была действительно направлена против Мариньи, как посчитал Ш.-В. Ланглуа, ^[94] и учесть, что в «Романе о Фовеле» также мог содержаться намек на камергера. Глядя на статую портала в Экуи, можно представить, что у Мариньи были длинные волосы, уложенные полукругом на затылке.

Все описанные виды одежды носили в то время: камзол с узкими вышитыми рукавами или чепрак с так называемыми крыльями и высокими прорезями по бокам, ^[95] закрепленная вокруг головы шапочка. В день смерти на нем были белая облегающая голову шапочка, плиссированная рубашка, туника и цветные штаны. ^[96]

Мариньи не был интеллектуалом и не стал юристом. Словесные хитросплетения Ногаре были ему чужды, и он никогда не вступал в правовые или богословские споры. Судебный процесс над Бонифацием VIII, обвинения, выдвинутые против тамплиеров, вопросы о праве короля на Империю – все это было не по его части. Он получил лишь начальное образование, выдвигалось даже предположение о том, что он не знал латыни. ^[97] Действительно, 23 апреля 1311 г., когда встал вопрос о линии поведения короля в отношении Бонифация, он попросил, чтобы король перевел ему текст одного из писем к кардиналам, так как он не понимал латинского языка; король спросил его, понимает ли он, на что Мариньи ответил отрицательно. ^[98] Вопрос, который следует за просьбой перевести письмо на французский язык, нельзя интерпретировать как «если бы я знал латынь», так как в таком случае он уже не имел бы никакого смысла; следовательно, нужно рассматривать его как «если бы я понимал смысл латинского текста письма», ведь мы не можем предположить, что Мариньи не знал также и французского! Итак, мы считаем, что король перевел Мариньи, не понявшему латинский текст, ^[99] письмо, в надежде прояснить его смысл; однако, поскольку Мариньи не был в курсе взаимоотношений короля и кардиналов, а также плохо разбирался в многословных документах подобного рода, перевод письма с латыни на французский язык не помог Ангеррану понять его смысл. Впрочем, еще один факт укрепил нас во мнении, что Мариньи все же немного разбирался в латыни: документы, в которых урегулировался вопрос о наследовании Артуа, исправил и дополнил Ангерран. ^[100] Тем не менее он предпочитал документы на французском языке: все его бумаги были написаны по-французски, за исключением одного документа в торжественном тоне, который необходимо было написать на латинском языке. ^[101]

Зная о том, что он не был ни юристом, ни даже просто образованным человеком, а его личные письма были написаны по-французски, довольно трудно не заметить в его стиле и даже в его почерке признаков просвещенного, неординарного ума. Этот факт повергал в изумление его современников, чему есть немало свидетельств. Жоффруа Парижский возносил хвалу ораторскому искусству Мариньи, говоря: