Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала - Борис Романов Страница 8

— Кровь и слезы напоят сырую землю. Кровавые реки потекут. Брат на брата восстанет. И паки: огнь, меч, нашествие иноплеменников и враг внутренний власть безбожная, будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить святыни ее, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника. А то ли еще будет. Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли. Две войны одна горше другой будут. Новый Батый на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного Царя.

— Ужели сие есть кончина Державы Российский и несть и не будет спасения? — вопросил Павел Петрович.

— Невозможное человекам возможно Богу, — ответствовал Авель. — Бог медлит с помощью, но сказано, что подаст ее вскоре и воздвигнет рог спасения русского. И восстанет в изгнании из дома твоего Князь Великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет Избранник Божий, и на главе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик его будет державен и светел, и никто же речет: «Царь здесь или там», но «Это он». Воля народная покорится милости Божией, и он сам подтвердит свое призвание… Имя его трикратно суждено в истории Российской. Два Тезоименитых уже были на Престоле, но не на Царском. Он же возсядет на Царский как третий. В нем спасение и счастье Державы Российской. Пути бы иные сызнова были на русское горе.

И чуть слышно, будто боясь, что тайну подслушают стены дворца, Авель нарек самое имя. Страха темной силы ради имя сие да будет сокрыто до времени…

— Велика будет потом Россия, сбросив иго безбожное, — предсказал Авель далее. — Вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного ^[7], уму-разуму научится беседою кровавою. Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет аки крин небесный. Великая судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…

— Ты говоришь, что иго безбожное нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю я за благо о том, что ныне ты предрек мне о потомке моем, Николае Втором, предварить его, дабы пред ним открылась книга судеб. Да ведает правнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего. Запечатлей, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно. Я же на предсказание твое наложу печать и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в Гатчинском дворце моем. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, роде моем и счастье нашей Державы…

И, вложив писание Авелево в конверт, Павел I на оном собственноручно начертать соизволил: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины».

Император своим указом от 14 декабря 1796 года отпустил провидца в монастырь для нового пострижения в монахи. Представляется логичным, что Павел I завещал вскрыть письмо через сто лет после своей кончины — именно исходя из содержания пророчеств Авеля. Через сто лет новый государь мог легко убедиться в истинности (или ошибочности) предсказаний Авеля до начала своего правления и, исходя из этого, решить — верить или не верить его пророчествам на будущие времена. Кстати, некоторые современные исследователи [30] утверждают: сотрудники ФИАН, читавшие письмо в начале 1960-х годов, говорили ему, что в нем были и предсказания о Первой и Второй мировых войнах, и о том, что в 1945 году «люди овладеют страшным оружием сил природы». На этом предсказания Авеля якобы заканчивались.

Судя по тому, что Николай II поверил пророчествам Авеля о будущем, его пророчества о событиях до 1901 года были абсолютно точны.

Итак, это было третье пророчество после пророчеств японского монаха-отшельника Теракуто и предсказания Луиса Хамона — и первое, пришедшее из прошлого и подтвержденное сбывшимися до 1901 года событиями. По воспоминаниям людей из близкого царского окружения, именно после поездки в Гатчинский дворец Николай II начал говорить о том, что до 1918 года он не боится за свою жизнь и жизнь своей семьи..