Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт Страница 8

Нельзя сказать, чтобы ему не хватало военных талантов. Из своей армии он выковал инструмент, не уступающий армии Филиппа Македонского; у него было даже то преимущество, что Пирр находился в дружественных отношениях с Селевком Никатором, перед которым пал греческий Восток после распада империи Александра. От этого властителя Пирр получил слонов, в то время одно из самых внушительных боевых средств. В Индии они показали, что способны оказать сопротивление любой коннице, даже гетайрам Александра.

Но Пирру с таким же безграничным честолюбием, как у Александра, и доведенной до совершенства армией некуда было идти. Перспектива была одна: война против другого эллинского государства, но опыт показал, что такая агрессия вызовет к жизни альянс против общего врага; в обычае среди городов-государств было объединяться против сильнейшего. По этой причине Пирра так обрадовало послание, из Тарента о том, что городу угрожают племена варваров. На варварском Западе были те же широкие возможности, какие нашел Александр Македонский на варварском Востоке; и рыжеволосый царь Эпира немедля откликнулся на обращение тарентинцев.

Весной 280 года до н. э. он прибыл в Тарент, преодолев яростный шторм, угнавший несколько кораблей Пирра к берегам самой Ливии. Дельфийская пифия посулила ему победу. Киней, его доверенное лицо, оратор и философ, отправился в город немного раньше с 3 тысячами человек и уже был готов отчитаться. Что касается жителей Тарента, они встретили царя не слишком благосклонно, поскольку имели склонность к демократическому правлению. Кроме того, они заключили альянс с городом Фурии; а находясь на противоположном берегу Тарентского залива, Фурии представляли собой превосходный опорный пункт, откуда можно было грозить варварским шайкам, делавшим вылазки на восток вдоль побережья.

Относительно варваров Киней сообщил, что о них говорят как о довольно опытных воинах. Несколько их племен составили одну из тех конфедераций, что быстро создаются и быстро распадаются у варваров. Недавно они приняли участие в войне с самнитами, крепкими горцами центрального полуострова, у которых, вероятно, можно будет получить наемников. Пирр решил отправить послов к самнитам и стал дожидаться подхода остальных войск, имея при себе всего 2 тысячи воинов и двух слонов.

Когда все войска были в сборе, они насчитывали 20 тысяч пехотинцев, 3 тысячи всадников, 2 тысячи лучников, 500 пращников и 20 слонов. Царь немедленно закрыл гимнасии и прогулочные портики, запретил все празднества и гуляния как неуместные в военное время.

Это не прибавило ему популярности у жителей Тарента, но они вышли на учения, и местные гоплиты составили подразделение, которое заменило гарнизон, который царь оставил в цитадели.

Можно предположить, что на подготовку ушло несколько месяцев. По ее окончании Пирр выступил из города с армией, которая, за исключением слонов, практически копировала армию Александра Великого, набранную для азиатского похода. Подобно македонской армии, сердцевину войска составляли сплоченные шеренги выученных фалангитов, на флангах рядом с конницей располагались гипасписты. В личной гвардии Пирра было меньше воинов, чем гетайров, поскольку эпироты не были очень хорошими всадниками, но он взял за образец обычай Александра набирать в элитные войска лучших людей отовсюду, невзирая на происхождение, и гвардия росла. А пока основную часть его конницы составляли фессалийцы, отличные воины. Киней договорился с несколькими городами греческой Италии о снаряжении союзного контингента гоплитов, хотя варваров, по сообщениям, было больше, чем воинов у Пирра.

После этого рыжеволосый царь выступил в поход и, как того требовали общепринятые нормы вежливости, послал вперед гонца, предлагая свою кандидатуру в качестве третейского судьи в разногласиях между тарентинцами и варварами. Некоторое время спустя посланец вернулся с гордым ответом: Пирра не принимают как арбитра и не боятся как врага. Царь продолжил путь, стал лагерем на вершине холма у реки Лирис неподалеку от Гераклеи и верхом отправился на разведку, желая рассмотреть варварский лагерь на противоположном берегу.

Его глазам открылась римская консульская армия.

II

Со своего места царь увидел аккуратный частокол, которым был обнесен римский лагерь, часовых, расставленных по порядку, мускулистых невысоких солдат в добротных шлемах и кольчугах из железных пластин, гуськом шагавших к реке за водой. Обернувшись к одному из своих военачальников, он сказал: «Порядок в войске у этих варваров совсем не варварский».

Больше он не успел ничего сказать. Узнав о его приближении, римляне хлынули из лагеря к бродам, вспенивая реку легковооруженными воинами. Было бесстыдством не ответить на вызов; больше того, в те времена по соображениям не тактики, но обычаев и чести считалось желательным начинать сражение после перехода на противоположный берег реки, как поступил Александр на Гранике. Пирр приказал Мегаклу вывести и построить фалангу, а сам встал во главе конницы, намереваясь остановить дерзкое наступление римлян.

Тогда завязался главный бой его жизни. Всадников у римлян было меньше, чем царь полагал, но они оказались куда лучшими воинами, чем он ожидал; за конницей войска Пирра наткнулись на легионеров, с которыми грекам дотоле не приходилось иметь дело. Вооружение легионеров состояло из больших полуцилиндрических щитов, которые они смыкали, обороняясь, коротких копий и тяжелых коротких мечей. Они разделились на небольшие отряды — манипулы и выстроились в шахматном порядке в отличие от обычной для греков сплошной линии. Манипулы проявили удивительную подвижность. Стоило только ударить во фланг одной из них, как противника тут же с фланга атаковала другая. Лошадь Пирра была убита под ним, его конная гвардия отброшена, сам он еле успел укрыться за фалангитами, прежде чем две передние линии сошлись в схватке.

Столкновение было оглушительное; когда конница врезалась во фланги, началось одно из самых ожесточенных сражений в истории. Фалангитам пришлось сомкнуть ряды, поскольку на открытых местах римским отрядам, расположенным в шахматном порядке, удавалось дробить фалангу на отдельные части, после чего римляне бросались в разрывы, вонзая в неприятелей свои короткие мечи и ударяя их под подбородки верхними краями больших щитов. Римляне не могли пробиться сквозь крепкие ряды фаланги, но и та могла лишь обороняться, не больше. Семь раз противники расходились и сталкивались снова. Обе стороны несли ужасные потери; римская линия была длиннее греческой, хотя не такой глубокой; гипасписты на флангах терпели поражение. Мегакл погиб, и фаланга дрогнула, но Пирру наконец удалось вывести из арьергарда неторопливых слонов, направив их против конницы на правом фланге римлян.

До той поры ни один римлянин не видел и не слышал о громадных чудовищах; лошади, как обычно, не вынесли их вида. Римская конница обратилась в бегство и смяла боевые порядки легионов, а Пирр напал во главе фессалийской конницы на пришедших в замешательство врагов, и битва была выиграна.

Это была не Александрова победа. Римляне потеряли 7 тысяч убитыми и 2 тысячи пленными, а у Пирра только погибли 4 тысячи человек — 16 процентов от всего войска. Пришлось вырубить целый лес, чтобы сжечь мертвые тела, о погоне не могло быть и речи. Римляне удерживали свои переправы и лагерь, пока не подготовились к уходу.