Сент-Экзюпери, каким я его знал... - Леон Верт Страница 8

Сент-Экзюпери, его жизнь, его смерть – темы героического лиризма. Он исчез в море, и не было иных свидетелей, кроме неба и моря. Некоторые авторы некрологов утверждают, будто он сам выбрал себе такую смерть. Он, конечно же, не дожидался смерти. Он ее спровоцировал. Это была дуэль, своеобразная битва, говорят они. Ленивые домоседы! Они с чересчур легким сердцем жертвуют жизнью героев и дают им поручение умереть. Подобное сотворение возвышенных трупов не дает мне покоя.

Безусловно, такое письмо, написанное за несколько дней или, если хотите, за несколько часов до его гибели, выражает вроде бы полнейшее отчаяние: «Наплевать, если меня убьют…» Однако сам он еще до войны, в 1939 году, предостерегает нас от поспешного толкования презрения к смерти, желания смерти, легкой смерти… «Мне смешно презрение к смерти. Если корни его не в осознанной ответственности, то это всего лишь признак убожества или избыток энергии молодости».

Меня удивляет уверенность тех, кто убежден, что знает его самые сокровенные мысли и, в частности, его самые сокровенные мысли перед смертью… Даже у самых уверенных, самых основательных людей мысли могут измениться за долю секунды. Но торопливые биографы останавливают маятник на нужной им минуте. Им недостаточно того, что Сент-Экзюпери герой, они хотят, чтобы он был их героем. И они ваяют свою статую, а не его.

Разумеется, он довольно часто встречался лицом к лицу со смертью, чтобы позволить себе быть с ней на «ты». Так воин, закованный в железо, ищет прибежища в страсти. Я далек от мысли выстраивать иерархию дружеских отношений в пользу кого бы то ни было. Но случается, что сильному человеку в минуты слабости легче поделиться своим мгновенным отчаянием с незнакомцем, чем с самым верным другом. Незнакомец – это всего лишь статист.

Ему изливают свое страдание, подобно тому, как избавляются от плотского желания со случайной женщиной. Любовь и дружба требуют большей сдержанности. Эти неуловимые противоречия я обозначаю грубым штрихом, но пусть они будут понятны и, я надеюсь, приняты.

Сент-Экзюпери не создавал собственную статую. Пускай же и его друзья или случайные и мимолетные поверенные следуют его примеру и не ваяют из него ни статую отчаяния, ни статую безмятежности.

Однажды я попробовал возразить ему, что не всегда происходит так, чтобы совпадали уважение человека, которое он проповедовал и к которому нередко сводилась вся его мораль, и банальное уважение человеческой жизни. На что он ответил: «Статистика показывает, что прокладка какого-нибудь туннеля предполагает такой-то процент умерших на километр. И так же как существуют километро-часы, существуют и километро-трупы. Вытекает ли из этого, что не следует прокладывать туннелей?»

Одна чувствительная дама как-то обратилась к нему: «Какую, верно, невероятную ответственность вы испытывате, когда берете с собой друга на борт самолета, штурвал которого вы держите в руках…» В ответ он сказал, «что суть риска в статистике, что игра жизни и смерти большого значения не имеет, главное – не шкура того или другого человека, важно, чтобы человек выполнил свое предназначение…» Дама очень испугалась возможности выполнить предназначение.

И еще он сказал: «Человек может жить только тем, за что согласен умереть…» Так Паскаль верил лишь тем свидетелям, которые готовы дать перерезать себе горло.