На трудных дорогах войны. Подвиг Одессы - Константин Деревянко Страница 8

Особенно сурово он обходился с недисциплинированными, какими бы авторитетами они ни прикрывались. Татаринов их исключал. И хотя нажил недоброжелателей, но остался непреклонен. Его поддерживало высшее командование, так как он сделал училище образцовым.

Конечно, иные дулись на него за строгость, но кто уважал дисциплину – никогда. Старая истина: не приучишь себя повиноваться – не получишь морального права командовать людьми.

На всю мою последующую жизнь наложили отпечаток взыскательность и большевистская принципиальность Алексея Николаевича Татаринова, высокая требовательность Николая Александровича Луковникова. Я старался им во многом подражать. И если бы случилось чудо – начинать все сначала, я не отступился бы от их методов руководства, приносивших успех делу.

Заканчивался первый год обучения. Скоро практическое плавание. Вот только холодновато и промозгло. Морозы до

30 градусов, и южанину непривычно. И все-таки мы форсим – надеть шапку при 20 градусах мороза считалось не по-мужски. 20 градусов мороз и «ленты вьются позади» – это был флотский шик. Сказывалась полученная закалка. Позже, в Баренцевом море, хотя и в меховом реглане, но при шелковом белом кашне на мостике, в пургу. И ничего, не болели. Для походов и боев требуется длительная закалка на берегу в легкой одежде. И у нас в училище поощряли увольнение в холодную погоду в бескозырке. Не выпускали в город без шапки только при морозе ниже 20 градусов.

Ныне кое-где стали излишне нежить матроса вопреки его желанию и здравому смыслу. В октябре по гарнизонам объявляют переход на зимнюю форму одежды. Этот порядок механически переносится на флот, и забывается старое доброе правило ежедневного объявления формы одежды по погоде. Ведь солдат и матрос живут и действуют в резко различных климатических и погодных условиях. В море, да еще на ходу, на ветру, всегда холоднее. И чтобы противостоять охлаждению, надо в базе и на берегу не кутаться, а закаляться.

1928 год. Первая летняя практика. На катерах идем к острову Котлин, в Кронштадт.

Это город-легенда. Гордость морской и революционной России. Город-крепость, прикрывавший Ленинград с моря, а в Великую Отечественную войну – и с суши. Кронштадт – форпост революции.

Я здесь впервые. Для меня тут все священно: и булыжные улицы, и Петровский парк, и Якорная площадь у собора, где кипели на митингах революционные страсти в семнадцатом году. Наши политработники познакомили нас с недавней историей славного города.

Было приятно узнать, что в самые тяжелые дни семнадцатого года ЦК партии большевиков всегда полагался на боевой отряд кронштадтцев в десять тысяч человек. Они охраняли ЦК партии и Смольный. Балтийские матросы вместе с рабочими штурмовали Зимний. Повели Керенский и Краснов наступление на советский Петроград – и балтийцы против них в первых рядах атакующих. У кронштадтцев богатые революционные и боевые традиции. С курсантских лет я запомнил имена многих балтийских матросов, кронштадтских большевиков, сыгравших активную роль в Октябре: П.Е. Дыбенко (впоследствии один из наркомов, а затем командующий войсками округа), Ф.Ф. Раскольников (был командующим Волжско-Каспийской флотилией, позже – на другой важной работе), П.Д. Мальков (первый комендант Смольного и Московского Кремля), П.Д. Хохряков (стал одним из руководителей уральских большевиков), Н.Г. Маркин (возглавлял Волжскую флотилию), Н.Ф. Измайлов (один из председателей Центробалта), М.И. Мартынов, И.Д. Сладков, В.Д. Трефолев (их именами были названы корабли), А.М. Любович (председатель исполкома Кронштадтского Совета), Ф.С. Аверичкин (стал командующим Каспийской флотилией), П.И. Смирнов-Светловский (в конце 30-х годов был командующим Черноморским флотом, затем первым заместителем наркома Военно-Морского Флота), И.И. Вахрамеев (председатель Центрофлота), Н.А. Ховрин, И.П. Флеровский, Т.И. Ульянцев, С.Г. Рошаль, И.Н. Колбин, К.С. Еремеев, ставшие видными советскими работниками. Их имена и дела записаны славной страницей в истории Октябрьской революции.

…Подходим к Большому Кронштадтскому рейду. На якоре стоит крейсер «Аврора». Нам предстоит на нем плавать. И сразу вспоминаются подробности биографии этого легендарного корабля, возвестившего миру о начале новой эры в жизни человечества. В 21 час 45 минут 25 октября (7 ноября) 1917 года по приказу комиссара крейсера «Аврора» Александра Викторовича Белышева комендор бакового шестидюймового орудия Евдоким Павлович Огнев произвел исторический выстрел.

Матрос Евдоким Огнев – храбрый боец партии большевиков. Когда буржуазия, генералы и офицеры после поражения в Центре сосредоточились на юге Дона и на Кубани и сформировали белую Добровольческую армию для разгрома Советов, ЦК партии направил туда свои проверенные кадры для организации борьбы с контрреволюцией. В их числе был и Евдоким Огнев.

В марте 1918 года он уже вел бой во главе красного отряда. И в очередном бою с белогвардейцами 20 апреля он геройски погиб у хутора Казачий Хомутец под Ростовом-на– Дону.

С замиранием сердца поднимаюсь по трапу и ступаю на палубу «Авроры». И прикасаюсь к самой истории. Все мы были преисполнены гордости, что удостоены высокой чести служить, учиться, плавать на «Авроре» целое лето.

Нас встретил вахтенный начальник В.А. Фокин, только что окончивший училище (в будущем адмирал, командующий Тихоокеанским флотом, затем – первый заместитель Главкома ВМФ).

Так как на крейсере штат команды сокращенный, все основные и тяжелые работы и обязанности легли на курсантов. Надо было содержать корабль в образцовой чистоте и продолжать учиться. Предстояло вычертить схему корабля от киля до клотика. Значит, его надо самому облазить. Научиться грести и ходить под парусами на всех образцах шлюпок. А главное – послужить рядовым, познать матросскую службу, пройти первую ступень военного моряка.

В расписании по приборкам за мной ванная и гальюн (туалет) флагмана, а потом на полубаке – драить с песком палубу. По боевой тревоге я заряжающий-снарядный 130-миллиметровой пушки. В корабельных нарядах – дневальный по кубрику, рассыльный у вахтенного начальника, рабочий камбуза (кухни) при корабельных коках. В походе – сигнальщик, помощник машиниста и кочегар. Не просто заваливать топку котла углем. Его надо бросать с ударом лопатой о поддон топки, чтобы уголь, как у сеятеля зерно, разлетался по всей топке и сразу охватывался пламенем – непрерывный огонь, без затухания.

Чтобы «пар был на марке». Тут могли выдержать только молодые, сильные и опытные.

В июле нам объявили: идем в заграничный поход – в Норвегию и Данию. И это на первом году учебы.

Наше плавание проходило, когда в мире бушевали страсти вокруг злосчастной экспедиции итальянского генерала Нобиле на Северный полюс на дирижабле. Что там итальянцы забыли – даже Аллах не ведает. Это национальное предприятие носило отпечаток рекламного характера, присущего буржуазному государству. Сбросить над полюсом фашистский флаг и крест папы римского – от этого открытий в науке не прибавится. Дирижабль потерпел катастрофу. Часть экипажа погибла, другая – обосновалась на льдине. И вдруг сообщение: генерала Нобиле вывез со льдины самолетом шведский летчик Лундборг. Выходит, Нобиле покинул бедствующий экипаж, и легкое ранение не могло послужить оправданием. По нашим понятиям, это означало, что капитан первым покинул гибнувшее судно. Экипаж с льдины вскоре был снят нашим ледоколом «Красин». Вся мировая печать восторженно писала о благородстве русских.