Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов Страница 8
Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов читать онлайн бесплатно
Право граждан на частное обвинение дает им возможность пресечь сговор преступников с сотрудниками правоохранительных органов, остановить вымогательство взяток чиновниками, лишить владельцев предприятия возможности загрязнения окружающей среды, лоббистов — за взятку протолкнуть выгодную им поправку в закон. Если прокурор пассивен или сам замешан в коррупционных связях, то есть надежда, что найдется честный и смелый гражданин, который возбудит уголовное дело против казнокрада или иного преступника. Это еще один, кроме выборов, способ контроля снизу избранной народом власти.
Дела, возбужденные гражданами в порядке частного обвинения, нередко становятся поводом для общественной дискуссии по изменению законодательства, устранению в нем пробелов и коррупциогенных статей. Не случайно в канадском уголовном кодексе право гражданина начинать уголовное преследование в суде получило название «ценной конституционной гарантии противодействия инертности или пристрастности власти». А в России право на частное обвинение ограничено причинением легкого вреда здоровью и нанесением побоев. Все остальное — монополия государственного прокурора. Потерпевший даже не может получить доступ к материалам дела. Россияне в части защиты режима законности бесправны. Но не возмущаются.
Впрочем, добившись осуждения преступника в порядке частного обвинения, гражданин ничего, кроме морального удовлетворения, не получает. Поэтому во многих странах, и не только в англоязычных, широко распространены гражданские иски в защиту интересов групп граждан или неопределенного круга лиц. Если гражданин видит, что кто-то выстроил себе особняк в водоохранной зоне, закон нарушен, а власти этому потакают, то он может не возбуждать уголовное дело, а вчинить гражданский иск. Потерпевшими будут признаны судом все окрестные жители, их суммарный моральный ущерб потянет на миллионы долларов. В итоге суд постановит особняк снести, владельца обяжет перечислить в местный бюджет сумму морального ущерба, нанесенного жителям района, а часть этой суммы выплатить в виде премии истцу, представлявшему общественные интересы.
Что здесь важно? Если бы гражданин вступался только за свои личные интересы, то его расходы на адвоката оказались бы больше суммы личного морального ущерба. А поскольку он вступается за общественные интересы, где сумма ущерба многократно выше, то иск становится экономически целесообразным. Например, сегодня в России судиться с дорожниками по поводу порчи колеса из-за выбоины на дороге себе дороже. А в Канаде судиться за интересы всех автомобилистов на этой дороге — прямой резон и выгода. К сожалению, в нашем Гражданско-процессуальном кодексе премии гражданам по искам в защиту неопределенного круга лиц не прописаны. Более того, подать такой иск отдельный гражданин не вправе.
По материалам наших дискуссий я и писал свои фантазии «Что делать?». Я понимал, что моя рукопись — путевка в психушку. В те времена гражданам, что смели «высовываться», ставили диагноз «вялотекущая шизофрения» и кололи препаратами, от которых человек действительно сходил с ума.
Моя жена Рита печатала рукопись на машинке в двух экземплярах. Один мы отвозили в гараж к Михаилу Пульцину. Он прятал его в старинный лабораторный прибор. Со вторым экземпляром я работал, дополнял и правил. Компьютеров тогда не было, все делалось на бумаге. Хранил этот экземпляр в портфеле в железном ящике во дворе городского дома, между гаражами. Лазая по крышам гаражей, дети сорвали замок, ящик открылся, какой-то прохожий забрал кожаный портфель вместе с рукописью. Сдай он рукопись «куда следует», дорога в дурдом была бы гарантирована. Но, то ли прохожему самому было интересно, что написано в рукописи, то ли он не придал ей значения и бумаги выкинул, но никто ко мне не пожаловал. А благодаря второму экземпляру ее удалось восстановить.
Вместо вечерних платьев жене яхтсмена светит «непромоканец», в лучшем случае — тельняшка.
Меня неудержимо тянуло в море. Школьник мог пойти в яхт-клуб и освоить азы парусного спорта на «оптимисте» — маленьком шверботе размером с чемодан. Молодому специалисту такая дорога была заказана. Оставалось байдарка. Она была доступна по цене, да и путешествия по рекам и озерам при советской власти не возбранялись. А вот моря были наглухо закрыты. Власть боялась, что россияне сбегут по волнам от социализма, как немцы бежали от него через берлинскую стену.
В комиссионном магазине я набрел на настоящую микрояхту. Польская, разборная, с покрытием из прорезиненной ткани, длиной 3,5 м. Называлось это чудо «Мёва» (чайка). Я увидел ее и запал. Оплатил, привез домой. Через пару дней мы с другом ушли на ней на просторы Ладожского озера, так как после войны оно стало внутренним водоемом, отход от берега пограничники не пресекали.
С той поры парус прочно вошел в мою жизнь. За «Мёвой» последовали виндсерфинг, катер на Ладоге, маленький фанерный швербот «Микки Маус». Потом пришла очередь «финна» — лодки олимпийского класса. «Финн» рассчитан на одного, но это не мешало плавать на нем вдвоем с женой. Наконец я приобрел разборный алюминиевый тримаран — парусную стрекозу длиной 8 м, производства одного из калининградских оборонных заводов. Когда железный занавес был снят, отправились под парусом осваивать мир.
Коренные жители Гавайев изобрели широкую доску — серфер, на которой скользили на волне прибоя. В начале 1970-х годов в США два чудака, калифорнийский авиационный инженер Джим Дрейк и его друг Хойл Швайцер, приладили на такую доску парус. Получился виндсерфер. Он вызвал большой интерес у пляжников. Вскоре в США и Европе началось массовое производство виндсерферов.
Будучи аспирантом Ленинградского кораблестроительного института, я случайно узнал, что кафедра физвоспитания пробила через Министерство внешней торговли закупку такого виндсерфера, и он вот-вот прибудет в Россию. Это был первый и единственный образец виндсерфера в СССР. Мы с рвением стали его осваивать — как удержать равновесие, как крутить парус вокруг оси мачты при поворотах … Но одного виндсерфера нам было явно недостаточно.
Сделали матрицу по оригинальному экземпляру. Арендовали у дворников подвал, купили пару бочек эпоксидной смолы, стеклоткань и стали по матрице выклеивать копии. Скоро у нас образовалась маленькая флотилия виндсерферов. Одно плохо: вода в Финском заливе холодная.
Летом, водрузив пару виндсерферов на багажник своего «Запорожца», мы с женой поехали к Черному морю, к теплой воде. В Геленджике я заявился на погранзаставу: мол, хочу опробовать новый спортивный снаряд. Пограничники мне популярно объяснили, что даже если я выплыву за флажки на надувном матраце, то меня арестуют. Может, потом и отпустят, но штраф придется заплатить. А уж виндсерфер, на котором, по мнению начальника погранзаставы, можно сбежать в Турцию, в море они точно не выпустят.
Графа Астольфа де Кюстина, посетившего Россию в конце 1839 года, поразило обилие мельчайших и совершенно излишних мер предосторожности, которые свидетельствовали о том, что российская империя объята страхом. Он писал: «Здесь можно дышать не иначе, как с царского разрешения… Русский государственный строй — это строгая военная дисциплина, вместо гражданского управления это перманентное военное положение, ставшее нормальным состоянием государства» [2]. Через полтора века в советской империи все оставалось по-прежнему.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments