Золотой ангел - Олег Мазурин Страница 8

– Дмитрий Михайлович, Катя моя давняя подруга, а вас я, искренне и честно признаюсь, чрезвычайно боготворю. Вы замечательный человек, сильная личность, герой. Если честно, то я до сих пор непритворно переживаю, что у вас с Катюшей не сложилось. Если бы судьба благоволила вам, то вы были бы самой прекрасной парой на свете.

– Жаль, что об этом не знала княгиня Разумовская.

– Весьма, жаль… Но я покидаю вас, не буду вам мешать.

– Вы так любезны, Анастасия Владимировна…

Анастасия спустилась вниз в парадную. Швейцар надел на нее соболий салоп, а служанка – меховой капор…

Алабин услышал, как хлопнула парадная дверь, и понял, что мадам Щеглова покинула свой дом. Тогда Дмитрий, не минуты не мешкая, зашел в будуар… А вот и его любимая!

Екатерина сидела на диване, обитым розовой тканью с вышитыми лилиями, покорно сложив ручки и устремив свой взор в напольный и огромный персидский ковер. Ощутив присутствие Алабина, она вздрогнула. Ее бархатные ресницы резко взмыли вверх, глаза сверкнули синими бриллиантами, и по щеке скатились хрустальные слезы. Разумовская преданно и грустно посмотрела на поручика. Она молчала. Но глаза и тело говорили красноречивее любых слов: я вся в твоей власти, делай со мной что хочешь.

– Вы все-таки пришли, Екатерина Павловна, я так рад. Значит, я вами еще дорог.

– Как видишь… Правда, чего это мне стоило. Граф не хотел отпускать меня никуда. Насилу я уговорила его позволить мне проведать мою близкую подругу Анастасию. Я плакала, молила его, говорила, что нет ничего предрассудительного в этой поездке. И что я вернусь через три часа. Граф еле меня отпустил. Он отчего-то дико зол на тебя, возможно, кто-то уже нашептал ему о наших чересчур интимных беседах и фривольных танцах на балу.

– Доброжелателей и сплетников немало на этом свете. Им всегда застит очи чужое счастье. Катюша, ты настоящая героиня. Не побоялась прийти сюда… Но меньше слов, у нас так мало времени…

Он коснулся губами ее губ и поцеловал.

Этот поцелуй будто пронзил их электрическим током и разбудил страсти доселе неведомые. Одежды были бесстыдно сорваны и тела их надолго сплелись в вулкане страсти и великого вожделения…

* * *

Катя повернулась к Алабину спиной.

– Митя, будь так любезен, помоги мне застегнуть платье…

– Отчего бы нет. Хотя я решительно против.

– ?..

– Скрывать такую красоту – сие просто преступление. Я бы любовался твоим совершенным и таким желанным телом вечно…

Дмитрий осыпал торопливыми и жгучими поцелуями ее разгоряченные и томные от прошедшего любовного соития шею, плечи, лопатки, поясницу (Катя в это время замерла от блаженства), и только после этого застегнул платье.

– Отныне мы в расчете? – шутливо спросила довольная Катя и повернулась к Алабину уже лицом. – Усталый одиннадцатью годами путник утолил свою жажду?

Дмитрий отрицательно покачал головой.

– Наоборот мне еще сильней захотелось обладать тобою. Эти два часа пролетели как один миг. Я никогда не напьюсь из этого родника. Тем более я так редко тебя вижу. Но что мне делать, милая Катюша? Мое сердце разрывается от мысли, что я долго не увижу тебя. Мне нелегко.

– И мне тоже… – тяжело вздохнула она.

– Когда твой следующий вояж в Петербург или Москву?

– Не знаю, милый, все зависит от мужа. Мне супружеский долг повелевает ехать с графом в любые края и страны, даже на другие континенты.

– Как убивают меня эти слова! «Муж», «супружеский долг», «повелевает» Я сам желаю быть твоим благоверным и владеет тобою безраздельно и навсегда. Катюша, давай уедем вместе туда, где нас никто и никогда не найдет. Допустим, во Францию, Германию, Испанию и прочие страны… А если будет сильная нужда, то я убью твоего заморского супружника и тогда уже никто не помешает нашему счастью!

Разумовская в ужасе всплеснула руками и бросилась на грудь к любимому.

– Митя, покорнейше прошу тебя, не учиняй сего! Это весьма ужасно! Тебя непременно арестуют за сей проступок и отправят на каторгу. Либо на войну против горцев!

– Да и пусть! Лучше умереть от пули абрека, чем страдать долгие годы, не видя тебя!

– Нет, нет, мой милый, не совершай этой небывалой глупости! Я не переживу, если тебя отправят в Сибирь или на Кавказ. Так хоть мы будем видеться. Я уверена, что снова окажусь в Петербурге, я отпрошусь у графа съездить до матушки.

– И сколько пройдет лет, когда мы снова свидимся?

– Не знаю. Но мы непременно встретимся. Не сердись, мой ненаглядный…

Она ласково поцеловала его в губы. Он ответил тем же, и любовники снова слились в упоительном и продолжительном поцелуе. Когда их губы и объятья разомкнулись, Дмитрий спросил Катю:

– Скажи честно, Катюш, ты вышла замуж за графа согласно твоему искреннему и сердечному пристрастию? Или ты была принуждена к оному?..

Екатерина потупила свои прелестные глаза. Наступила тягостная пауза.

– Отчего ты молчишь, Катенька? Скажи правду, пусть она даже будет горькой, мне это весьма важно.

Разумовская тяжело вздохнула и, наконец, ответила:

– Не стану лгать, Митя, влюблённость во мне присутствовала. Причем, в какой-то момент, просто сумасшедшая. В такого красавчика трудно было не влюбиться. Вдобавок он был рядом, а ты – весьма далеко… Мне было нелегко… тогда. Он осыпал меня подарками, был так настойчив, обаятелен и щедр. К тому же моя матушка упрямо уговаривала меня пойти за Стоуна. И в конце концов я сдалась и вышла замуж… Прости, что я тебе изменила. Надеюсь, сегодня я искупила хоть как-то свою вину?

– Возможно… А сейчас ты питаешь к графу самые нежные чувства?

– Уже намного меньше. Честнее сказать, даже, может, совсем не питаю. После свадьбы он открылся для меня с другой стороны – темной и дурной. Мой супруг оказался чересчур ревнивым, злобным, мстительным, жадным. Граф ненавидит и презирает всех людей на свете. Он обожает только себя. Его занимает исключительно служба, деньги и женщины. И еще карты. Но мне пришлось смириться со всеми его пороками: ведь я его жена и должна нести этот крест в течение всей жизни. Я стала вспоминать о тебе все чаще и чаще. И чрезвычайно обрадовалась, когда графа вызвали в Санкт-Петербург. Я упросила его взять меня с собой. И поверь, очень хотела увидеть тебя. Как никогда прежде.

– Тогда отчего ты поначалу была так неприступна и нарочито равнодушна ко мне?

– Что за нужда спрашивать, Митя! Ты же знаешь женские хитрости. Просто я отвыкла от тебя за три года. Вдобавок была смущена и чувствовала себя неловко. Да и совесть, несомненно, терзала мою грешную душу: ведь я нанесла тебе ужасную сердечную рану, выйдя замуж за другого. Ты должен был ненавидеть меня за это. Поэтому до поры до времени я и прикрывалась маской неприступности. Прости меня за все, Митя…