Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский Страница 8

Через неделю отправилась к врачу и зашла в Большой театр за визиткой. Смотрю — на ней написано: «Григорий Вашадзе, атташе, МИД СССР». Пришла домой, говорю бабушке: «Какой-то грузин прислал мне цветы, вот его визитка». Бабушка посоветовала позвонить и поблагодарить за подарок. Все-таки не каждый день корзину цветов присылают.

Я набрала номер и попросила Григория к телефону. Когда он ответил, поблагодарила его за цветы. «Да, очень жалко, что вы не выступали, — сказал он. — А вы по-грузински говорите?» И он перешел на грузинский и попросил разрешения встретиться со мною. Я удивилась: в моем воображении он должен был быть солидным человеком лет пятидесяти. Я сказала, что сижу дома с бабушкой — и если он хочет, то пусть приходит, будем рады. «А сегодня вечером это возможно?» — тут же спросил Гия. Я ответила, что возможно. Вот так все и началось.

Знаете, у Гии такой был бас. Я даже сказала бабушке, что ему, наверное, лет 50–55 — и он грузин, который, видно, из гордости за то, что его соотечественница получила золото на балетном конкурсе, решил прийти и поблагодарить. Ничего особенного в этом не было. Я испекла какие-то пирожные. Сидим с бабушкой, ждем. У нас уже создался свой образ Григория — маленький, лысенький, толстенький.

Он пришел ровно в семь. Когда я открыла дверь, передо мной стоял молодой человек с огромной охапкой гвоздик всех цветов — от белого и черного до красного и оранжевого. Такой палитры я никогда не видела. И еще вы не забывайте: это был 1985 год — тогда достать цветы было проблемой. Я даже не сказала нормально «здравствуйте», а только произнесла: «Теперь я понимаю, почему мне столько раз звонили из Большого театра!»

Потом Гия рассказал, что у него был друг-профессор, который вышел на пенсию и стал заниматься разведением цветов. Григорий поехал к нему и попросил, чтобы тот сделал ему букет, который бы обязательно запомнился. Так и произошло…

В тот вечер Гия больше беседовал с бабушкой. А я ходила по своей маленькой квартирке, скорее напоминавшей пенал, из комнаты на кухню за чаем и обратно. А бабушка за это время успела все выяснить — что надо и что не надо. (Смеется.) Перед уходом Гия спросил, можно ли мне звонить. А я настолько была растеряна — из-за несоответствия созданного мною образа и тем, что увидела, что не задумываясь согласилась. Три года мы встречались, а в 1988 году поженились.

Гия тогда работал в основном в Женеве. Я тоже постоянно уезжала-приезжала, и когда меня не было в Москве, он общался с бабушкой. Бабушка у меня вообще была очень интересным человеком. С ней нельзя было скучать. Она любила футбол, хоккей, знала всех игроков. Была в курсе всех событий в мире. Прекрасно играла в карты и нарды…

— …и курила, наверное? Почему-то сразу представляется именно такой образ.

— Курила — не то слово! Дымила! Дома! Это, кстати, было единственное, из-за чего мы с ней спорили. «А что мне, в подъезде, что ли, курить?» — говорила бабушка. Когда мы приходили в гости — а раньше было принято, что все выходили курить на лестничную площадку, — бабушка тут же просила пепельницу. И никто не мог ей сказать: «Екатерина Андреевна, а вы можете на кухне покурить?» Она во второй раз в такую семью уже не пришла бы. Я пыталась ей сказать, что это нехорошо, неудобно. «Молчи! — говорила она. — Они же знают, что я курю, — зачем тогда меня в гости зовут?» Она прожила со мной в Москве двенадцать лет. А потом выдала замуж и со спокойной душой уехала в Тбилиси.

— Вы и ваш муж постоянно в разъездах. Скажите, частая разлука помогает отношениям — или, наоборот, разрушает их?

— Здесь все зависит от людей. В разъездах нет ничего хорошего — ты страдаешь, скучаешь. Я, например, все время вместе с Гией ездила. Меня даже спрашивали: «Неужели тебе не скучно все время быть рядом с мужем?» Смотря какой муж! С Гией скучно быть не может! От него столько узнаешь нового — о чем самому тебе просто не хватит времени узнать, прочитать. Это человек, который полюбил не только меня, но и мою профессию. Гия о ней знает больше, чем любой критик и балетоман.

Когда мы только поженились, он сказал, что должен находиться в моем кругу, а значит, должен понимать, о чем мы говорим. Взял и выучил книгу Вагановой, по которой преподают в балетном училище, выучил названия, движения, балеты. Когда в первый раз посмотрел кассету с балетами Джорджа Баланчина, то попросту влюбился в его постановки. И стал смотреть всего Баланчина! Он мог прийти домой после спектакля, который я танцевала, включить кассету и смотреть балеты. Это же делать не заставишь!

Сейчас то же самое происходит с оперой. Гия знает ее прекрасно. Он вообще театральный человек. Сдавал на режиссерский факультет в Москве, ходил на все репетиции к Андрею Гончарову, лично знал Анатолия Эфроса.

— Поэтому вы и нашли общий язык?

— Не только. Мы подружились с ним еще и потому, что он выдерживал мой ритм жизни. Не могу сказать, что у меня до встречи с Гией не было друзей. Но я могла достаточно редко видеться с ними. Конечно, я бы с удовольствием проводила время с друзьями — но у меня был театр: либо репетиции, либо спектакли, либо гастроли.

А билеты же всегда было достать непросто. И вот мне, допустим, звонит кто-то из друзей: «Я достал билеты в МХАТ — пойдем!» А я не могу — у меня в этот вечер спектакль. В другой раз этот человек уже билеты не достает — а если достает и я снова отказываюсь, он решает, что я просто не хочу идти с ним. И больше уже меня не приглашает.

А Гия ни разу не сказал: «Ах, как жалко, вот я с таким трудом достал билеты, а ты не можешь!» От него я слышала другое: «Ничего страшного, в следующий раз сходим». И так продолжалось три года. В результате я с ним посмотрела все спектакли, которые стоило посмотреть. И потом, позже, когда мы с Гией бывали в Москве, обязательно ходили на драматические спектакли.

— Нина, а друзья у вас все-таки есть?

— Друзья есть, но очень маленький круг — кто пианистка, кто врач. В основном это те, с кем я дружу уже очень давно. Новых друзей нет. Моя подруга очень точно сказала: «Если есть дружба, то не важно, как часто вы видитесь». Я скучаю по ним, но точно знаю, что у меня есть друг или подруга, которым я всегда могу позвонить. Этим вообще отличается Грузия. Здесь умеют дружить. Дружат всю жизнь, начиная с детского сада. Этим мы, наверное, и держимся.

А еще у меня есть два старших брата, очень хорошие ребята. У нас в семье все мужчины — геологи. Папа продолжает работать по специальности. Один брат ушел в бизнес, другой пытается совмещать бизнес с любимой геологией. Вот это и есть мой тыл, на который я всегда могу рассчитывать. Знаю, в любой ситуации они мне будут поддержкой.

— Когда вас критикуют — обижаетесь? Или научились возводить стену между собой и критикой?

— Не открою Америки, если скажу, что критика хороша только в одном случае — когда она конструктивна. А если она злобная и пустая, это всего лишь способ самоутверждения никчемного человека. К такой критике и к таким людям у меня уважения нет.

А вообще мне повезло. За всю мою карьеру не было ни одной грубой или обидной критики. Сейчас критикуют — но чаще всего это оказывается враньем. Пишут, например: «Ананиашвили срубила лес и строит себе дворец». Как я к этому могу относиться? Больной человек тот, кто это написал, и больной тот, кто читает и верит.