Загадки и легенды русской истории - Сергей Казаков Страница 8

Екатерину якобы не устроила заломленная Лазаревым цена за камень, и покупка не состоялась. Тогда Лазарев направился в Амстердам, тогдашний мировой центр ювелирных дел, и здесь встретил Григория Орлова, который и купил у него камень, заплатив 400–450 тыс. руб., с назначением пожизненной ренты в 2 тыс. руб. и пожалованием дворянства.

Существует и еще одна версия, пожалуй, наиболее правдоподобная {20}. Бриллиант «родом» из Индии. При огранке камень «похудел» с 400 до 189,62 карата. Кочуя из рук в руки, бриллиант достался армянину Григорию Сафрасу, который в 1767 г. положил его в Амстердамский банк. Спустя пять лет Сафрас продал камень племяннику своей жены, придворному ювелиру Ивану Лазареву, у которого в 1773 г. и купил бриллиант граф Орлов. Бывший фаворит преподнес бриллиант Екатерине II в день ее именин 24 ноября 1773 г. В 1774 г. бриллиант «Надир-шах», сменив имя на алмаз «Орлов», венчает навершие скипетра русских царей. По оценке 1865 г. цена скипетра с камнем составляла 2 399 410 руб. серебром.

Наше повествование было бы неполным, если бы мы не упомянули в заключение о существующих среди современных российских историков сомнениях. Речь идет о «возрасте» Шапки Мономаха. Авторы книги «Символы России. Очерки истории государственной символики России» (М., 1993) Н.А. Соболева и В.А. Артамонов, ссылаясь на исследования специалистов, оспаривают не только «возраст» и сам факт дарения Шапки Мономаха византийским императором. Они утверждают, что эта корона «по всей видимости, восточной (среднеазиатской) работы, датируется 14 веком». Правда, оспаривая факт дарения ее Руси, они утверждают, что Константин IX Мономах почти в то же время подарил ее современнику Владимира Мономаха венгерскому королю Андрею (Эндре) I». Вполне допускаем, что действительно тот экземпляр Шапки Мономаха, хранимый сегодня в Оружейной палате, изготовлен в XIV в. Обратимся к Н.М. Карамзину. Весной 1808 г. он, заканчивая описание Батыева нашествия, в своей книге «История государства Российского» указал: «Древний Киев исчез, и навеки: ибо сия, некогда знаменитая столица, мать городов Российских, в 14 и в 15 веке представляла еще развалины; в самое наше время существует тень его величия. Напрасно любопытный путешественник ищет там памятников священных для россиян: где гроб Ольги? Где кости Св. Владимира? Батый не пощадил и самих могил: варвары давили ногами черепы наших древних князей. Остался только надгробный памятник Ярославов, как бы в знак того, что слава мудрых гражданских законодателей есть самая долговечная и вернейшая. Первое великолепное здание греческого зодчества в России, храм Десятинный был сокрушен до основания… лавра Печерская имела ту же участь… моголы таранами отбили врата, похитили все сокровища и, сняв золотокованный крест с главы храма, разломали церковь до самых окон… Варвары действуют по одним правилам и разнствуют между собою только в силе» {21}.

XIII в. был кровавым на Руси. Возможно, что сгинул в буре событий и оригинал Шапки Мономаха. Нельзя исключать, что великие князья владимирские заказали в Орде и привезли на Русь копию реликвии. Да и дружественная Византия могла иметь нечто подобное. Разве все дело в том, когда была изготовлена всемирная реликвия — регалия русских царей — Шапка Мономаха? В конце концов, оригиналов «Сионских протоколов» или протоколов пакта «Риббентроп — Молотов» никто не видел, но сколько миллионов считали и будут считать, что они существовали. Главное, как представляется, в другом — в невероятных по драматизму поворотах отечественной истории, менявших жизнь сотен тысяч людей и оставшихся в исторической памяти по прошествии тысячи лет.

Глава 3.
ПОЛОВЕЦКИЙ ПОХОД КНЯЗЯ ИГОРЯ

Весенний поход князя Новгород-Северского Игоря Святославича, предпринятый им в земли Дешт-и-Кипчака в 1185 г., увековечен в отечественной истории. Ему посвящено «Слово о полку Игореве», гениальное художественное произведение Древней Руси. Много места отведено походу игоревой рати в Дешт-и-Кипчак в русских летописях, более полно — в Ипатьевской летописи (XII в.), куда вошел, в пределах до 1200 г., и Киевский летописный свод вместе с «Повестью временных лет» Нестора — первой летописью Киевской Руси. Киевский свод вместил в себя и жизнеописания князей, в том числе и князя Игоря Святославича.

Половецкий поход князя Новгород-Северского историки оценивали и оценивают диаметрально противоположно. От грандиозного до грабительского, называя князя Игоря то благородным патриотом земли русской, то коварным и беспринципным корыстолюбцем. В «Слове» он действительно выглядит героем. Но мы не должны забывать, что Киевский летописный свод, равно как и вся наша отечественная история, оказался по воле великих киевских князей, начиная с Владимира Мономаха, в значительной степени искаженным и фальсифицированным. «Как, впрочем, и история почти всех других народов», — отмечал русский писатель-историк М.Д. Карачеев. Наша задача — выстроить исторические факты, опираясь на которые читатель вправе сделать свой вывод. Справедливо утверждение, что «Слово», как одно из величайших художественных творений Руси, опирается как на точно воссозданные события, так и на плоды творческого вымысла автора. Написанное по горячим следам, «Слово» стало призывом к Руси, распадавшейся на отдельные княжества-государства, объединиться перед угрозой степняков. Европа тогда жила в эпоху крестовых походов, и романтическая идея освобождения Гроба Господня вызвала появление нового литературного жанра — рыцарского романа, прославлявшего в стихотворной форме своих идеализированных героев. Князь Игорь Святославич жил в одно время с английским королем Ричардом Львиное Сердце, грозой мусульманского мира. Историки обратили внимание на одно обстоятельство: то, что западным рыцарям надо было завоевывать, русским князьям необходимо было защищать. Верное по своей сути, это определение с очень большой натяжкой может подойти к Игорю Святославичу. Ему-то как раз и приходилось, в основном, не столько защищать, сколько завоевывать. Разговор об этом еще впереди.

Художественная природа «Слова», как и его жанровая особенность, в разное время по-разному и определялась. И если Н.М. Карамзин в 1797 г. назвал «Слово» поэмой, то М.П. Погодин увидел в нем подражание скандинавским сагам. Сентиментальная лиричность «Слова», показавшего Игоря благородным рыцарем, томящимся во вражеском плену, способствовала идеализации князя. Так, например, созданное в 1970 г. в поселке Шолоховском Белокалитвинского района Ростовской области ученическое научное общество «Боян» после опубликования в московских научных журналах утверждений, что битва Игорева войска с половцами произошла вблизи г. Белая Калитва, в междуречье Калитвы и Быстрой, «с помощью трудовых коллективов предприятий» установило на горе Караул «памятник славным русичам Игоревой дружины…». Сомнительно, что школьникам были известны истинные причины, побудившие Игоря отправиться в этот сепаратный поход, последствия которого обернулись для многих жителей юго-востока Руси большой трагедией.