За ценой не постоим! - Иван Кошкин Страница 8

Берестов был освобожден немедленно. Шабалов посмотрел на стоящего перед ним по стойке «смирно» старшего сержанта, почти что его ровесника, и спросил: «Значит, беляк?» «Белогвардеец», — спокойно ответил Берестов. «Ну, смотри, не подведи меня, белогвардеец», — усмехнулся комдив и пошел к коню. Комвзвода молча смотрел вслед полковнику, и когда тот сел в седло, четко отдал честь. Шабалов кивнул и ускакал.

Рассказ был короток — Гольдберг умел говорить сжато и точно. Николай молчал, не зная, о чем тут спрашивать.

— Вот такие дела, Коля, — закончил комиссар. — Не окажись там Шабалов — закрутили бы Андрея… Старшего сержанта Берестова в рамках укрепления бдительности. Понимаете? И не думаю я, что этот майор его и впрямь в чем-то подозревал, просто случай удобный представился. Вот попадется такой человечек — и сколько он дров наломать может…

Гольдберг умолк, думая о чем-то своем, Николай продолжал переваривать услышанное. История и впрямь была нехорошая — фактически человека, пусть бывшего врага, ни за что ни про что держали под стражей, пытались, если уж называть вещи своими именами, оклеветать. Ведь если бы майор и впрямь был уверен в виновности Берестова, если бы действительно подозревал его в шпионаже, разве он отпустил бы его по первому требованию комдива? Николай вспомнил, как в училище в тридцать восьмом они обсуждали решения январского пленума ЦК, а позже — разоблачение клики Ежова, погубившей столько невинных…

— Выводы сделали, Николай? — нарушил молчание Гольдберг.

Трифонов молча кивнул.

— И это тоже — одна из обязанностей комиссара, защищать людей от таких… Окопавшихся. — Гольдберг встал, несколько раз тряхнул руками. — Об этом не говорится в Полевом уставе, но мы обязаны… Ладно, я рад, что мы поговорили.

Он закинул СВТ на плечо.

— Простите, что задержал вас, Николай, но этот разговор был необходим. Куда вы сейчас?

— К Медведеву, — ответил Трифонов. — Надо поговорить с Коптяевым, потом к истребителям, потом в третий. Надеюсь, за эти полчаса Гудериан через нас не прорвался.

— Ну, мы бы услышали, — успокоил Гольдберг.

Он повернулся и зашагал вдоль опушки в сторону КП батальона. Николай посмотрел вслед комиссару и почесал подбородок — пожалуй, сегодня он узнал больше, чем за все пять месяцев после выпуска. Хотя, конечно, из этих пяти месяцев два с половиной он провалялся в госпитале… Политрук посмотрел на небо — луна снова зашла за тучи, возвращаться придется по своим следам. Трифонов расстегнул шинель и, прикрывая руку, чиркнул спичкой — на часах было десять минут пятого, до рассвета еще далеко. Николай застегнулся и пошел вдоль завала к пулеметному окопу.

— Здравствуйте, товарищ Зверев.

Из окопа на Трифонова хмуро уставился первый номер расчета ДП, бывший студент механического факультета ефрейтор Зверев.

— Здравствуйте, товарищ политрук.

Окоп был отрыт по всем правилам, обеспечивая стрельбу как в поле, так и вдоль завала, в стене были устроены две «лисьи норы», одна пустовала, из другой доносился мощный храп.

— Второй номер мой, Талгат, — уловив невысказанный вопрос, кивнул Зверев.

— Он там себе ничего не поморозит? — озабоченно спросил Трифонов.

Зверев пожал плечами:

— Да не должен, лапником там все хорошо выстлано, ватник да еще две шинели.

— Вы ходили греться?

— Нет, мы — пулеметчики, нам позицию бросать нельзя, — как-то неуверенно ответил Зверев.

Трифонов принюхался.

— Вы что, тут костер жгли, что ли?

В темноте лица Зверева было не видно, но ответ прозвучал виновато:

— Ну да. Холодно, а у нас место высокое, вода на дне не собирается. Да вы не волнуйтесь, товарищ политрук, — заторопился бывший студент. — Мы ж не идиоты — брезентом накрывались.

— Приказ был — соблюдать маскировку. — Трифонов начал злиться. — Объявляю тебе…

Он запнулся. Строго говоря, выговор должен был объявлять командир отделения или командир взвода, политработник таких полномочий не имел. По Уставу политрук Трифонов должен сообщить о происшествии командиру взвода. Николай решил, что ограничится внушением.

— Зверев, ты взрослый человек, должен сам понимать, — на языке вертелось хорошее слово, но политруку оно не пристало. — Мне что, тебя к Медведю волочь? Выговор тебе перед строем объявлять?

— Так тут замерзнуть недолго, — угрюмо ответил пулеметчик.

— Ладно, — вздохнул Николай. — А как вообще, киргиз этот, Талгат твой — он… Надежный?

Зверев посмотрел на храпящий ком.

— Он казах, — поправил бывший студент политрука. — Молчун он, слова не вытянешь, но, по-моему, надежный. И оружие знает — он городской, кажется.

— Ну, ладно, я пойду. — Трифонов поднялся с колена, уже собираясь уходить, и вдруг обернулся. — А Берестов что, правда сам немца ножом снял?

— Правда, — гордо сказал Зверев. — Я сам видел, ну, не видел, я за дорогой смотрел. Но Женька, ну, младший сержант Кошелев, видел. А что?

— Да так, ничего, — пожал плечами Трифонов. — Странно только, он не молодой уже, да и сила тут нужна.

— Андрей Васильевич любого молодого. — Зверев сделал неопределенное движение рукой, показывающее, что Берестов любого молодого заткнет за пояс. — А бегает вовсе как конь.

— Надо же…

* * *

Трифонов шел, старательно обходя деревья. За ночь лес хорошо присыпало снегом, если случайно стукнуть ствол, все осыплется, и голые ветви будут демаскировать позиции, да и получить мокрый сугроб на голову не хочется. Несколько раз Николая окликали из окопов, но, узнав политрука, пропускали. Костры, у которых грелись бойцы, уже погасили, красноармейцы заняли свои ячейки. Найдя комвзвода-2, Трифонов узнал, что немцы себя пока не обнаружили, зато секреты задержали подозрительных, и теперь Медведев не знал, что с ними делать. Николай решил, что разберется с чужаками сам, старшина не возражал, радуясь, что политрук согласился взвалить этот груз себе на плечи. Задержанных привели в окоп для «максима», тот самый, что напрочь забраковал капитан Ковалев. Сейчас в нем обосновалась сержант Пашина — поскольку батальонный пункт медицинской помощи был далековато, санитарам было приказано тащить раненых сюда, а уж санинструктор решит, в каком порядке эвакуировать дальше.

Подозрительных оказалось двое: первый — парень в красноармейской шинели не по размеру, разбитых сапогах и пахучем вытертом собачьем треухе. На вид ему было лет восемнадцать, он смотрел на всех круглыми, словно мышиными глазами и переминался с ноги на ногу. Второй — крепкий, широкоплечий, в ватных штанах и куртке, добротных меховых рукавицах, в валенках и форменной шапке. Этот глядел спокойно, уверенно, даже как-то оценивающе и вообще как-то сразу Трифонову не понравился.

— Кто задержал? — спросил политрук у Медведева.