Тайна Ольги Чеховой - Нина Воронель Страница 8

Владимир Книппер был человеком трезвым. Он давно сменил свою сомнительную немецкую фамилию на скромный псевдоним Нардов и сейчас приехал к старшему брату с твердым намерением погасить бессмысленный пожар, вызванный Оленькиным замужеством.

— Не забывай, Костя, что они сочетались браком в церкви, и это нельзя отменить.

— А если подать на развод? — нерешительно предложила Лулу.

— Подать на развод может только кто-то из них. Ты можешь подать на развод лишь с Костей.

— Это мысль! — захихикала Лулу. — Следующий такой взрыв, и я подаю на развод.

— Я тебе покажу развод! — Константин очень любил жену. — Подашь — в порошок сотру! А Ольку я прямо сейчас сотру в порошок! — С этими словами Костя вскочил и бросился к двери. — Прямо сейчас сотру, дайте мне ее! Где она?

Лулу испугалась, она хорошо знала взрывной характер своего дорогого Кости, тем более что Оленька уже не первый раз доводила отца до возгорания. Она вспомнила, как лет двенадцать назад, еще в Тифлисе, сложилась ситуация, подобная сегодняшней, но в комическом ключе: пятилетняя Оленька объявила, что собирается переселиться в сад и жить с шакалом, который сделал ей предложение.

— Как он это сделал? — спросила мама.

— Он похитил меня, унес в свой домик в горах и предложил там остаться.

— И что?

— Я сказала, что попрошу разрешение у мамы.

— Значит, ты согласилась?

Оленька потупилась и пожала плечиком:

— Он сказал, что очень меня любит.

В этом месте Костя взвыл и пошел на Оленьку, грозно стиснув кулаки. Но не дошел, а застыл на полпути — Оленька шарахнулась от отца и выскочила в окно. Этаж был первый, невысокий, так что девочка не сильно покалечилась, только локти и коленки ободрала. Константин был потрясен поступком дочери, он как бы увидел свой гнев со стороны и ужаснулся, признавшись себе, что просто приревновал ее к шакалу, которого она придумала. Он выскочил в окно вслед за дочкой, поднял ее на руки и поцеловал. Она прижалась к нему и заплакала.

Сейчас он, Костя, опять ее приревновал, на этот раз к еврею Мише. Но повторить тот старый сценарий был невозможно: с Михаилом Чеховым приходилось считаться. Однако действовать нужно решительно, не отступая, даже если Оленька опять выпрыгнет из окна.

— Я спрашиваю — где моя дочь? — взвыл Константин.

— Я заперла ее в ее комнате наверху, — робко пролепетала Лулу.

— Давай ключ, — протянул руку муж.

— Только ты с ней не слишком сурово… — начала было Лулу, но ее прервал вырвавшийся из соседней гостиной поток музыки. Все сидевшие в столовой, конечно, узнали — «Лунная соната» Бетховена. Так ее играть мог только Лёва.

— Лёва, иди сюда! — позвала Лулу. — Зачем ты приехал?

Но музыка продолжала литься из-за закрытой двери. Через секунду дверь распахнулась, и в лунной россыпи «Лунной сонаты» из гостиной вышла Оленька в белом платье. Родственники затаили дыхание — на шее у нее была неплотно затянутая петля из толстой бельевой веревки, свободный конец которой обвивался вокруг ее осиной талии. В тот же миг фортепиано смолкло и сменилось скрипичным рыданием похоронного марша Мендельсона, а за спиной сестры появился играющий на скрипке Лёва.

— Дорогие мама и папа, я приглашаю вас на свою свадьбу, мы с Мишей обвенчались в церкви, и это уже нельзя отменить. Меня теперь зовут Ольга Книппер-Чехова.

— А-а, так это ты выпустил сестру из ее спальни! — рявкнул Константин и стал подниматься со стула. Он наконец нашел, на кого направить свою ярость. Но ему не удалось добраться до непослушного сына, его остановила Оленька:

— Если вы меня не отпустите к моему законному мужу, я покончу с собой!

— Не дури! — начал было Константин, но Владимир перебил:

— К чему такие крайности, Оленька? — пропел он мягко, как на репетиции «Евгения Онегина». — Никто тебя тут не держит, можешь ехать к своему законному супругу.

— Это ты говоришь, дядя Вова, а мама и папа меня заперли и не отпускают.

— Раз я говорю, значит отпустят!

И они ее отпустили. Что им еще оставалось делать? И ее уже до конца дней будут звать Ольга Книппер-Чехова.

Миша встретил Оленьку на вокзале, хотя Книпперы постарались, чтобы он не узнал об ее приезде. Однако кто-то — кто бы это мог быть? — отправил Мише телеграмму с номером поезда и вагона. Это мог быть кто-то из слуг Книпперов, всегда любивших Оленьку, или Лёва и даже дядя Володя. Как бы то ни было, Миша ждал Оленьку на перроне с букетом роз. Увидев его, Лулу, сопровождавшая дочь из Санкт Петербурга, резко побледнела — она рассчитывала увезти Оленьку в крепость Книпперов на Пречистенском бульваре, чтобы оградить ее от новоявленного мужа. А теперь Миша стоял перед ней и протягивал Оленьке алые розы. И Лулу отступила — делать нечего, Оленька — его жена. Сколько раз потом Лулу проклинала себя за слабость, которую проявила на перроне, — если бы она остановила тогда дочь, вся их жизнь сложилась бы иначе.

Всю дорогу из Петербурга в Москву Лулу пыталась обиняками выведать у Оленьки, не беременна ли она. Но та не понимала намеков матери — она была так наивна, что не знала, от чего бывают дети. Убедившись, что дочь не беременна, Лулу неохотно отпустила ее с Мишей в квартиру на Патриарших прудах, не представляя себе, какой тернистый путь предстоит пройти дочери.