Генерал де Голль и Россия - Элен Каррер д'Анкосс Страница 8

Майский подчеркивает англо-французские разногласия, враждебное отношение Черчилля к генералу, вкладывая в уста британского премьера такие слова: «Как мне надоела эта Жанна д’Арк в штанах!» И далее: «Где бы найти епископов, чтобы ее сжечь?»

Не приходится сомневаться, что эти не слишком любезные замечания в адрес основателя «Свободной Франции», предназначавшиеся в первую очередь для Сталина, вносили свою лепту в формирование у советского вождя представления о генерале и определяли отношение к нему. Знал ли сам генерал де Голль о том, какие черты Майский привнес в его портрет, представленный Сталину?

Бесспорно, он осознавал ограниченность признания, полученного от Сталина, – сдержанность в вопросе о территориальной целостности Франции, меры предосторожности, принятые советской стороной с целью согласования своей позиции с позицией Великобритании, – но он понимал также преимущества и цену такого признания. Преимущества прежде всего. Он уже не в одиночку противостоял английскому правительству ²¹. Кто бы ни контролировал его отношения с СССР, он теперь располагал новым партнером в своей игре, что давало ему возможность вести параллельную дипломатию. И он сразу же продемонстрировал, что в переговорах с одним из партнеров считает себя свободным от обязательств по отношению к другому.

Еще одно преимущество решения СССР, которое он приводит в своем комментарии, заключалось в том, «что оно не подразумевало с нашей стороны никакого иного обязательства, кроме того, которое следует из опубликованных текстов, а именно продолжения борьбы до достижения окончательной победы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами» ²².

Хотя это признание действительно не предполагало никаких условий, генерал де Голль, не будучи наивным, понимал, что Москва вынашивает далеко идущие планы. Он знал, что будущее французских коммунистов небезразлично тем, с кем он сотрудничал. Он знал, что даже в этот период военных неудач в Москве, а главное в Коминтерне, уже задумываются о политической организации послевоенной Европы. И свидетельствовал о том ряд мер, предпринятых в то же самое время Москвой. Так, что касается Польши, ставшей жертвой пакта, заключенного в августе 1939 г., то в июле 1941 г. в Москве было заключено польско-советское соглашение, признававшее пакт недействительным. Таким образом, открывался путь к польско-советскому примирению. Еще одна жертва пакта 1939 г. – Чехословакия. Здесь не имелось необходимости аннулировать или подписывать какой-либо документ, поскольку президент Бенеш сохранял тесные связи с Москвой. Во Франции ситуация была посложнее. С 22 июня глава Коминтерна Димитров рекомендовал французским коммунистам принять «новую линию», «установить и поддерживать непосредственный контакт с де Голлем и создавать во Франции движение сопротивления вишистскому правительству» ²³.

Отправка французской миссии в СССР стала для де Голля главным событием конца 1941 г. В качестве руководителя этой миссии он выбрал человека, знакомого со страной. Роже Гарро, профессиональный дипломат, был назначен вторым секретарем посольства в Москве в 1925 г., когда между двумя странами были восстановлены дипломатические отношения. Он проработал в посольстве около двух лет. Впоследствии (в действительности в 1923 г., до работы в посольстве. – Примеч. пер.) ему поручили вести с Москвой и Пекином переговоры о статусе Китайско-Восточной железной дороги, в ходе которых он завязал многочисленные контакты с советскими руководителями, в том числе с Караханом. Опираясь на полученный опыт, Гарро 14 ноября 1941 г. встретился с Богомоловым, послом СССР при Союзных правительствах в Лондоне, чтобы изложить ему цели своей миссии в СССР и обсудить роль коммунистов в Сопротивлении, разворачивавшемся во Франции. Он подчеркивал, даже несколько при этом утрируя, значение коммунистов и их подпольных организаций. Похоже, Гарро стремился скорее произвести впечатление на советского партнера, чем проинформировать его о реальном положении вещей. Да, с лета 1941 г. генерал де Голль рассчитывал, что французские коммунисты, освободившиеся от ограничений, которые накладывал на них германо-советский сговор, станут пополнять силы национального Сопротивления, но по-прежнему относился к ним настороженно. Даже в самый катастрофический период он держал в уме планы СССР и коммунистов по послевоенному переустройству мира и проблемы, которые в итоге возникнут. Организация миссии Гарро оказалась нелегкой задачей. Советское правительство дало на нее согласие 7 декабря 1941 г., но продвижение немецких войск к Москве повлекло за собой эвакуацию государственных учреждений в Куйбышев, на берега Волги, вследствие чего прибытие французов задержалось до марта 1942 г. Тем временем Морис Дежан обсуждал с послом Майским не только деятельность миссии Гарро в СССР, но и участие «Свободной Франции» в военных действиях после открытия на Западе второго фронта. Из этой беседы, из заверений, сделанных Дежаном, Майский сделал вывод, что «Свободная Франция» в полной мере воплощает в себе суть французского Сопротивления и что именно она должна играть ключевую роль в послевоенном восстановлении. И оба сошлись на том, что об идеологии надо позабыть ²⁴.

1942 год был богат на события, прежде всего на Восточном фронте, где немецкие войска испытывали все возрастающие трудности, а также на Дальнем Востоке, где нападение японцев на американский флот в Перл-Харборе заставило президента Рузвельта принять решение о вступлении в войну. Отныне конфликт перестал быть исключительно европейским и принял общемировые масштабы. Глобализация конфликта не разрешила трудности, которые испытывал де Голль в своих отношениях с союзниками. Да, Англия, которая его приняла и признала его авторитет, оставалась привилегированным союзником, но ценой скольких кризисов. Де Голль обвинял Черчилля во вмешательстве в дела «Свободной Франции», в первую очередь в поддержке его противника адмирала Мюзелье. И когда он планировал перенести свою штаб-квартиру из Лондона в Бейрут, поближе к Восточному фронту, когда собирался перебросить на Кавказ одну из ближневосточных дивизий, находившихся под командованием генерала Катру, все это вызывало у Черчилля раздражение. Де Голль же пытался тем самым дать знать Черчиллю, что Англия не является для него ни единственной опорой, ни привилегированным партнером. Главная проблема в отношениях с Лондоном, которая постоянно мучила де Голля: как положить конец притязаниям англичан на Французскую империю, в первую очередь на Левант? Но и отношения с Соединенными Штатами тоже складывались далеко не просто. До Перл-Харбора и вступления его страны в войну Рузвельт делал ставку на Виши и нейтралитет правительства маршала Петена. Рузвельт надеялся, что благодаря этому нейтралитету режима Виши, поддерживать который было поручено американскому послу адмиралу Леги, Северная Африка сможет служить трамплином для американской политики во благо свободы. Нужно добавить, что Рузвельт не любил де Голля, и его окружение враждебно относилось к мятежному генералу, постоянно ставя под сомнение авторитет, которым он пользовался во Франции и за ее пределами. К тому же такие уважаемые в Соединенных Штатах французы, как нашедший там убежище Алексис Леже, утверждали, что по окончании войны де Голль может стать политически «опасным». После высадки в Северной Африке Рузвельт решил поддерживать адмирала Дарлана и упорно отказывался не только привлекать де Голля к участию в своих проектах, но даже выслушивать его аргументы. Вдобавок десантную операцию провели, не посвятив де Голля в ее план. Последнего возмущало и беспокоило, что Черчилль подстраивался под позицию Рузвельта, особенно в том, что касалось поддержки адмирала Дарлана. Это объясняет, почему генерал де Голль рассчитывал благодаря контактам в СССР создать в случае необходимости противовес столь несговорчивым союзникам.