Мой генерал Торрихос - Хосе де Хесус Мартинес Страница 8

Он сам был наглядной иллюстрацией различия между рангом и иерархией: он имел ранг бригадного генерала, иерархию Генерала Бедняков, как назвал его в одной из его песен Луис Мехия Годой. Однажды в одной из своих обычных поездок по стране в какой-то деревне к нему подошёл босой и без рубашки ребёнок лет восьми. Он сделал это то ли в шутку, то ли всерьёз, в такие годы тут и разницы нет. Он узнал генерала, вытянулся перед ним по стойке смирно и ладонью отдал ему воинскую честь. Генерал ответил ему абсолютно серьёзно всеми фибрами своей воинской сути, да так, что, когда я сейчас вспоминаю эту сцену, у меня комок подступает к горлу. Он отдал честь этому мальчугану так, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что он отдаёт честь своему вышестоящему командиру.

Когда закончился срок моей воинской учёбы, я, как и предупреждал всех заранее, подал в отставку. Однако кое-кто мне сказал: «Не оставляй меня одного…» Помню, как я стоял, ошарашенный этими его словами, под деревом и почти физически почувствовал свалившийся на меня огромный груз ответственности, который отныне не покинет меня никогда. Даже после его смерти. И более того, этот груз возрос после его ухода, и, мне кажется, он будет со мной до конца моей жизни.

Роль Национальной гвардии в политической жизни страны не отличается от роли в ней армий других латиноамериканских стран. Это репрессивный вооружённый аппарат государства, которое, в свою очередь, является политическим инструментом своих хозяев, владельцев средств производства и финансов. Мне нравится называть их именно так: «хозяева», а не «буржуазия» — термин, который они сами истаскали и заездили.

Они именно «хозяева». И в Панаме этот класс «хозяев» особенно силён, потому что пролетариат, который мог бы ему противостоять, здесь относительно слаб. Сама география страны определила нашу экономику как «экономику услуг», а не производств, создающих пролетариев.

Опираясь на эту вооружённую силу, панамские «хозяева», в отличие от «хозяев» других латиноамериканских стран, не видят для себя необходимости непосредственно руководить армией. Ни даже «олигархивать» её высшее командование, выдавая за генералов своих дочерей, делая их партнёрами в своём бизнесе и прививая им так свои классовые интересы. Панамские олигархи — это люди смехотворно надменные и преувеличенно высокомерные. Они всерьёз полагали, что идеология, привнесённая в панамское общество метрополией, так глубоко и успешно проникла в сознание военных, что те и так почитают за честь охранять богатства «хозяев» и саму идею святости их собственности.

Кроме этого, весьма существенно и физическое присутствие в Панаме вооружённых сил самого империализма, что даёт нашей буржуазии уверенность в своей безопасности, без того, чтобы стараться обеспечивать её при помощи своей армии. С начала века наши вооружённые силы в силу закона, навязанного нам американцами, являлись не более чем полицейским корпусом.

В 1925 году «хозяева» попросили и получили немедленную помощь американских вооружённых сил, утопивших в крови восстание панамских индейцев «куна», попытавшихся добиться независимости своей территории архипелага Сан-Блас.

Так образовались наша буржуазия без какой-либо национальной, патриотической приверженности и наши Вооружённые силы, которые были вынуждены вызревать и формироваться медленно, как бы питаясь «на хозяйской кухне» с весьма и весьма сомнительной независимостью от «хозяев». Но даже этой малой толики независимости хватило, чтобы при первой же возможности и в определённых исторических обстоятельствах появился Омар Торрихос и его офицеры «торрихисты».

Я сказал, что панамские военные были благодарными власти охранителями её собственности. Благодарными, хотя и не задаром. Но военным доставались, как косточки со стола, только доли от коррупционной части сделок. Главные же доходы, продукты легальной институциональной деятельности хозяев, т. е. грабежа, охраняемого государством при сохранении морали собственников, оставались полностью у них, «хозяев».

Коррупционные доходы военных содержат в себе по своей природе нелегальный «тормозящий» их элемент. Доходы же хозяев имеют оттенок (el acicate) триумфа и заслуживают аплодисментов системы, состоящей с ними в сговоре. Эти коррупционные доходы, которые система стимулирует, выплачивая им мизерные зарплаты, служит ещё и для направления внимания общества исключительно на них. И тут так называемые «моралисты системы» начинают критиковать эту коррупцию, играя роль английских пуделей, собак, которые лают, но не кусают.

Такое удобное и дешёвое решение в Панаме задачи распределения богатств, производимых народом, работало очень легко. С колониальных времён Панама была страной привилегий для торговцев. Это было хорошо на этапе преодоления наследий рабства и феодализма. Но потом такая специфика превратилась в свою противоположность.

Географическая и историческая особенности страны, о которых я говорил, сделали её страной услуг, из-за чего и менталитет её граждан для каждого в разной мере оказался поражённым духом сервилизма, психологией слуги, ждущего указаний по типу «чего изволите», а в армии — менталитетом пса, охраняющего территорию под плакатиком «осторожно, злая собака, вход запрещён, частная собственность». Злые псы, лающие на народ, и беззубые пудели, лающие на псов, — таков образ моей страны.

Генерал Торрихос во время участия в саммите Неприсоединившихся стран в Гаване в 1979 г.

Против этого собачьего беззубого служения интересам хозяев страны и прежде всего хозяев Канала и банановой «Чирики лэнд компани», и поставил генерал Торрихос идею достоинства, в его моральном и политическом измерении. Эта идея, повторяемая им неоднократно, почти слишком часто, как идея национального достоинства, сквозила во всех его речах и беседах, показывая, как глубоко он понимал её исторические и географические корни. А также то, что необходимо её использовать. Как в отношении местной олигархии, так и в отношении американского империализма. Которых он называл двумя сторонами одной монеты. Он так и говорил: «Излишне различать олигархат и империализм, потому что это одно и то же».

Генерал знал и всегда имел это в виду, что наша зависимость от этих двух видов «хозяев» является глубокой и врождённой, и потому наше освобождение от неё будет болезненным. Для генерала было неприемлемо, что священный характер права собственности — продукт божьего промысла. Неслучайно хозяева всегда имеют хорошие отношения с реакционным клером. Как неслучайно и то, что генерал в своей политической деятельности обращался и к религиозным чувствам народа. «Суверенитет Зоны Канала — вот религия всех панамцев», — говорил он.

Торрихос пробуждал среди людей с психологией слуг личную и почти интимную ненависть к этому пороку, делая это с такой страстью, которую можно по масштабу сравнить с тем, с какой любовью он относился к тем, кто сохранял достоинство, кто был единым сплавом своей души и своего мировоззрения. Торрихос восстал против святости собственности и собственников, и для одних это было богопротивно, для других означало объявление им войны за национальное и личное достоинство. И это тоже две стороны той же самой панамской монеты. Достоинство для генерала Торрихоса — это много больше, чем элемент морали. Это и оружие освобождения. И политический критерий. Верно, что Родине не ставят условий, но, с другой стороны, «никакое даже справедливое требование или причина не заставят нас принести в жертву наше достоинство».