Диктатура пролетариата - Олаф Брок Страница 8

«Россия и мир» – взгляд Нансена на Советскую Россию

В истории восприятия норвежской общественностью «Диктатуры пролетариата» есть еще один эпизод – недолгий, но острый спор из-за образа Советской России, представленного в книге Брока и книге Фритьофа Нансена «Россия и мир», также вышедшей в 1923 году. На первый взгляд в двух книгах содержатся диаметрально противоположные оценки Советской России: если Брок рисует пессимистическую картину коррупции, произвола и бесчеловечности, то Нансен говорит о гигантских возможностях, которые дает Европе Россия с ее сырьевыми ресурсами и огромной территорией. В своей книге Нансен сосредоточивает внимание на экономической ситуации в Советской России и подчеркивает позитивные результаты либерализации народного хозяйства в рамках Новой экономической политики (НЭП), уже проявившиеся к весне 1923 года. По его мнению, переход к прагматической политике НЭП дает надежду на стабилизацию советской экономики, а значит и нормализацию отношений между Советской Россией и остальной Европой. В предисловии к книге Нансен говорит о великом духовном потенциале России и не без пафоса заявляет: «Будущее Европы и ее культуры может вызывать сомнения, но нет никаких сомнений в том, что русский народ имеет большую будущность, и в жизни Европы ему предстоит выполнить великую задачу». В целом «Россия и мир» содержит однозначно оптимистичную оценку перспектив великой страны и ее нового большевистского строя, но без доктринальной апологетики социализма, характерной для «пролетарской» литературы.

В отличие от «Диктатуры пролетариата» книга Нансена была благожелательно встречена левыми политическими силами Норвегии. В нескольких рецензиях в рабочей прессе «Россия и мир» противопоставлялась книге Брока. Авторы утверждали: позиция Нансена в отношении Советской России более объективна, а его изначальный подход к теме был более искренним. Если Брок был заранее настроен все осуждать, заявляла Arbeiderbladet, то Нансен пытался объяснить и понять. Рецензию на книгу Нансена опубликовал и Эдвард Булль: он отмечал, что Нансен – не коммунист и глубокого понимания сути коммунизма от него ожидать нельзя. Поэтому нансеновскую критику в адрес большевистских властей не стоит воспринимать всерьез. Таким образом, критические замечания Нансена о большевистской политике до НЭПа сходу отметались и исключались из обсуждения.

По мнению рабочей прессы, взгляды Нансена и Брока на будущее России при существующем режиме диаметрально различались. Да и сам Брок в весьма критическом тоне отозвался о работе Нансена после ее первой публикации в Tidens Tegn. Больше всего его возмутило утверждение Нансена, что при новом режиме русскому народу живется лучше, поскольку при царе он подвергался большему угнетению. Брок писал: при всем восхищении, с которым он относится к своему соотечественнику, так много сделавшему для помощи русскому народу, он вынужден указать на ужасную ошибку Нансена. В следующие несколько месяцев пресса не раз цитировала критические замечания Брока о книге Нансена. Одна из причин столь острой реакции Брока вероятно была связана с тем, что аргументы Нансена вполне можно было воспринять в русле оценок большевистского режима Эдвардом Буллем в его двухтонном труде о русской революции (Den russiske arbeiderog bonderevolution, 1922). Там Булль, в частности, утверждал, что изъяны существующего в России режима – например, коррупция – являются пережитками прошлого, унаследованными от царизма. Брок резко отверг эти доводы, указывая на собственный опыт жизни в России, когда он учился там в конце 1880-х. В 1923–1924 годах Брок продолжал критиковать большевиков на страницах норвежской прессы, напоминая о «красном терроре» в период «военного коммунизма», – он словно старался вновь и вновь обосновать свои аргументы о бесчеловечности советского режима.

Вышеописанные критические замечания – единственное, что нам известно о реакции Брока на оценку Нансеном положения в Советской России. Из архивных материалов видно, что в свое время он помогал Нансену с переводом документов, на которые тот ссылался в своей книге. Однако в их переписке нет никаких упоминаний о том, что они обсуждали нансеновскую рукопись.

В целом норвежская общественность расценила готовность Нансена сотрудничать с большевистскими властями как проявление наивности. Архивные источники говорят о том, что это мнение было отчасти справедливым: советские власти действительно имели стратегические «виды» на Нансена и использовали его в политических целях, когда им это было выгодно. Но сам Нансен, вероятно, отнюдь не считал себя «марионеткой». Когда советская цензура потребовала изъять некоторые фрагменты из русского издания книги, он категорически отказался – и настоял на своем.

Внимательное изучение книги Нансена и отчетов о его речи в марте 1923 года, где он впервые представил свои соображения, показывают, что его позиция в отношении Советской России была куда сложнее и многограннее, чем ее преподносила норвежская рабочая пресса и большевистские власти. Незадолго до выхода серии статей, Нансен на встрече с членами Студенческой ассоциации Кристиании произнес речь, основанную на рукописи книги. В ней он подверг критике как политических лидеров Европы, так и большевистский режим. Западных политиков он обвинил в эгоизме: они озабочены только проблемами своих стран и не желают брать на себя ответственность за восстановление всей Европы за счет включения России в сообщество европейских государств. «Европу может спасти только последовательное мирное сотрудничество, – писал Нансен. – Все страны зависят друг от друга. Чтобы восстановить Европу, ее надо превратить в единый экономический организм». Затем он раскритиковал большевиков за то, что политика, которую они проводили с октября 1917-го, привела к разрушению российской экономики. Более того, они упорно отказывались сменить курс до 1921 года, когда страна оказалась на грани гибели. Коммунистические теории, которые пытались воплотить в жизнь большевики, представляли собой «гигантский эксперимент», и он, по мнению Нансена, «полностью провалился».

Если сравнивать эти две книги, то «Россия и мир» была более неожиданной для норвежской аудитории: ее оказалось труднее вписать в русло дискуссии о Советской России. Книгу Брока сразу же признали проявлением антибольшевизма. В то же время, как мы отмечали, норвежская рабочая пресса предпочла проигнорировать критику Нансена в адрес большевиков и сделать акцент на его позитивной оценке перспектив развития российской экономики. Консервативная пресса в основном отмалчивалась: она не комментировала ни критические замечания Нансена о западных политиках, ни его осуждение коммунизма. Похоже, из-за «обоюдоострой» направленности критики Нансена, его позицию неверно поняли по обе стороны идеологического водораздела.

Казалось бы, противоположные оценки Советской России в книгах Брока и Нансена можно расценить как проявления разных стратегий для достижения одной и той же цели: преодоления пропасти между Россией и Европой, возникшей после прихода к власти большевиков. И Нансен, и Брок утверждали, что Россия принадлежит к европейской культуре, а большевистский режим чужд ее народу. По мнению Брока, из этого следовало, что надежда на возрождение России может появиться лишь после отстранения большевиков от власти. Эту позицию следует воспринимать в контексте его последовательных усилий по поддержке либеральных сил в России. Даже в 1924 году Брок все еще надеялся, что большевизм – лишь временное явление в ее истории.