Сталин и НКВД - Леонид Наумов Страница 79

Конечно, может быть, мы имеем дело с ретроспективным восприятием прошлого: Хрущев в 1953 году стал считать Берия «правым» и перенес свои взгляды на более ранний период, но рассмотрим все сценарии.

Молотов вспоминал, что в июне 1953 года при аресте Берия сказал, «я считаю, что Берия перерожденец, что это человек, которого нельзя брать всерьез, он не коммунист, может быть, он был коммунистом, но он перерожденец, этот человек, чуждый партии». По его словам вскоре после него выступал Хрущев. «Он со мной полемизировал: «Молотов говорит, что Берия перерожденец. Это неправильно. Перерожденец — это тот, который был коммунистом, а потом перестал быть коммунистом. Но Берия не был коммунистом! Какой же он перерожденец?» Хрущев пошел левее, левее взял. Я и не возражал, не отрицал. Это, наверное, правда было». Иными словами, летом 1953 года основное обвинение со стороны Хрущева: «Берия — «сторонник капиталистического пути развития», «никогда не был коммунистом». Молотов согласился с ним («я и не возражал, не отрицал. Это, наверное, правда было»), потому что тоже считал Берия «правым» и неоднократно это потом повторял в мемуарах: «Я считаю, что Хрущев был правый, а Берия еще правее. Еще хуже. У нас были доказательства. Оба правые. И Микоян. Но это все разные лица. При всем том, что Хрущев — правый человек, насквозь гнилой, Берия — еще правее, еще гнилее».

Однако в начале марта 1953 года Хрущев еще не сообщает публично о том, что считает Берия «гнилым сторонником капитализма». В разговорах с Булганиным в первую неделю марта он говорит только о личной опасности, которую представляет Берия: «Мы и днем с ним приезжали на дачу к Сталину, когда появлялись профессора, и ночью дежурили. Я с Булганиным тогда был больше откровенен, чем с другими, доверял ему самые сокровенные мысли и сказал: «Николай Александрович, видимо, сейчас мы находимся в таком положении, что Сталин вскоре умрет. Он явно не выживет. Да и врачи говорят, что не выживет. Ты знаешь, какой пост наметил себе Берия?». — «Какой?». — Он возьмет пост министра госбезопасности (в ту пору Министерства государственной безопасности и внутренних дел были разделены). Нам никак нельзя допустить это. Если Берия получит госбезопасность — это будет начало нашего конца. Он возьмет этот пост для того, чтобы уничтожить всех нас. И он это сделает!»

Этот же рассказ Хрущев повторил и во время выступления на пленуме 1953 года по делу Берия: «Это было, наверное, за сутки до смерти товарища Сталина. Я товарищу Булганину тогда сказал: «Николай Александрович, вот Сталин безнадежно больной, умрет, что будет после Сталина?»

Конечно, на пленуме он, наверное, не мог сказать, что давно считал Берия «контрреволюционером». Ведь иначе неизбежно возник бы вопрос, почему Хрущев сразу после смерти Сталина не сообщил об этом партии, а, наоборот, согласился на назначение Берия в МВД. Вместо этого он тогда говорил (только Булганину): «вот моя тревога: после смерти Сталина Берия будет всеми способами рваться к посту министра внутренних дел. Зачем ему этот пост? Этот пост ему нужен для того, чтобы захватить такие позиции в государстве, с тем, чтобы через свою разведку установить шпионаж за членами Политбюро, подслушивать, следить, создавать дела, интриговать, и это приведет к очень плохим последствиям, а может быть и больше, для партии».

Даже по поводу того, что он считал Берия «карьеристом и интриганом», но не выступил против него сразу и открыто в марте 1953 Хрущев оправдывался перед членами ЦК. В его системе ценностей: главное — «честность коммуниста», «честность перед Партией». Именно это качество Хрущев, получается, и не проявил в марте 1953 года.

Но если Хрущев уже в марте знал про «контрреволюционность» Берия, то тем более должен был сразу выступить против него, однако не сделал этого. Он еще не знал про то, что «Берия правый», или знал, но боялся Лаврентия Павловича? А чего он мог опасаться ДО того как Берия вернулся на Лубянку? Пока в МГБ еще Игнатьев? Может, у Берия в марте 1953 года появился какой-то компромат на Хрущева, который позволял «держать его на коротком поводке»? В этом случае становится понятнее, что именно произошло 1 марта на Ближней даче.

Все политические обвинения в адрес Берия со стороны Хрущева крутятся либо вокруг тех решений, которые принимались в марте-июне 1953 года (по Западной Украине, Литве, ГДР). Но эти решения принимались коллегиально Президиумом ЦК (хотя, видимо, и в ходе острых споров). Поэтому вряд ли они могут быть бесспорным доказательством «контрреволюционности» Берия. Кроме этого, у Хрущева только одно доказательство: «Я, например, глубоко убежден, что Берия не коммунист, Берия не был коммунистом, Берия — карьерист, Берия — провокатор…», — поясняет Хрущев свое «глубокое убеждение», вытаскивая на свет старую историю о службе Берия в Баку в муссаватистской контрразведке в 1920 г. Как известно, эта история в 1920-е гг. ни для кого не была секретом, и Берия, не отрицая этот факт, всегда говорил, что работал на муссаватистов по заданию партии. Хрущев узнал об этом факте только в 1937 году, услышав это обвинение в адрес Берия от наркома здравоохранения РСФСР Григория Каминского. Но Хрущев утверждает, что «если даже скажут, что он имел действительно задание, то кто поручится, что он не работал и по другому заданию, против нас, имея прикрытие, что он работал по нашему заданию. Такой авантюрист! Это двойник, но через определенное время он становится одиночным человеком, работая в одном направлении». Конечно, «поручиться» в разведке за агента бывает трудно, но тут же Хрущев проговаривается о сути проблемы: «Товарищи, я неоднократно слышал заявления Берия о партии, его взгляды».

Что же это за «заявления Берия о партии», «его взгляды», которые позволяют считать Лаврентия Павловича «правым» и «сторонником капиталистического развития»? Хрущев приводит несколько очень характерных примеров.

Во-первых, это «записки по Украине, по Латвии, по Белоруссии. Это же факт, они собраны не через обкомы, не через центральные комитеты, они собраны через работников МВД, хотя эти материалы имеются все в Центральном Комитете. Значит, он своего добился».

Во-вторых, это выступление Берия по «венгерскому вопросу». Речь идет об утверждении нового руководства ВНР. «Берия тогда пренебрежительно сказал: «Что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой». Меня тогда резануло такое заявление. Значит, он исключает руководящую роль партии, сводит ее роль на первых порах к кадрам, а по существу партию сводит на положение пропаганды. В его же понимании — какая разница между Гитлером и Геббельсом? Разве это взгляд на партию? Разве так учил Ленин? Разве так учил Сталин относиться к партии?

Почему он так говорил? Он вносил сознание, что роль партии отошла на второй план, а когда он укрепится, тогда ее совсем уничтожит. Конечно, не физически, он не такой дурак, он все сделал бы в своих целях. Это, товарищи, опасность большая, и поэтому я делаю вывод, что он не член партии, он карьерист, а может быть, шпион, в этом надо еще покопаться».

Чтобы правильно понять смысл критики Хрущева, надо, во-первых, вспомнить, то, что мы знаем о его системе ценностей, о его мировоззрении. Для Хрущева — «Партия» основная ценность, «Партия» — гарант прогрессивного «правильного» развития советского общества. «Честный коммунист» — главная положительная характеристика работника. Поэтому «пренебрежение Партией» для Хрущева действительно может быть доказательством «контрреволюционности» Берия.