Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев Страница 79

Б. П. Шереметев, занявший позиции к северу от болота, все это время сохранял «олимпийское спокойствие». Он выслал на юг бригаду драгун, которые, однако, при виде шведов, форсировавших болото, развернулись и ушли обратно. После этого старый тугодум пребывал в состоянии внутренней борьбы с самим собой, не обращая внимания на крики о помощи, с которыми к нему прибывали адъютанты Репнина. Наконец фельдмаршалу пришла в голову хорошая мысль: перейти Вабич и попытаться зайти в тыл шведам с севера. Перед позициями Шереметева мосты через Вабич сохранились, хотя на другом берегу их охраняли шведские лейб-драгуны. Русская пехота вышла в поле и стала наседать на шведских драгун, и тем пришлось бы, несомненно, худо, но туг на горизонте вдруг появился Вестерботгенский пехотный полк Гидеона Фокка, и положение сразу круто изменилось в пользу шведов. Командующий отвел наступавшие части и покинул поле боя.

Карл XII, покончив с дивизией Репнина, обратил свое внимание на дивизию Шереметева и начал перебрасывать все свои наличные силы на левый, северный, фланг. В этот момент к нему якобы подскакал курьер и доложил, что шведская кавалерия на юге испытывает сложности. Король бросился на помощь, но сигнал оказался ложным. Время для решительного боя с дивизией Шереметева было упущено, и Борис Петрович, воспользовавшись заминкой в рядах шведской армии, благополучно ушел с позиций и отвел свою дивизию назад. А без короля и кавалерии шведы тоже не решились на то, чтобы ввязываться в серьезный бой с частями Шереметева. После ухода из армии Стенбока и Мар-Дефельта чувствовалось отсутствие опытных генералов, способных брать на себя ответственность.

Сразу после обеда 14 (3) июля 1708 года Головчинское сражение было закончено. Потери с обеих сторон были значительные: согласно П. Энглунду, русские потеряли убитыми и ранеными пять тысяч (согласно Лильегрену — 1700), а шведы—до 1200 человек (по Лильегрену — 1300). После сражения под Головчином, которое в общем-то не означало коренного перелома в войне с русскими, Карл XII для поддержания реноме шведской армии и боевого духа солдат приказал изготовить памятную медаль с надписью «Побеждены леса, болота, оплоты и неприятель». Потом, спустя много лет, Карл эту победу будет считать самой почетной и важной — вероятно, потому, что избранный им вариант атаки был очень рискованным и шведы под Головчином были на грани поражения. Будь на месте Репнина и Гольца более толковые военачальники, а Реншёльд со своими кавалеристами или подполковник Фокк со своими пехотинцами не появились бы вовремя, то король вместе со своими гренадерами остался бы вечно лежать в болотной жиже маленького, но вышедшего из берегов ручья Вабич. Спасло везение, но под Головчином удача улыбнулась Карлу в последний раз.

Английский военный наблюдатель (и разведчик) Джон Джеффри, участвовавший в русском походе шведов по представлению герцога Марлборо, докладывал в Лондон: «Шведы вынуждены признать, что русские свой урок выучили лучше и со времени битвы под Нарвой добились в военном деле больших успехов. Если бы их солдаты продемонстрировали хотя бы половину того мужества, что их офицеры, то победить их было бы намного труднее», а цитируемый выше полковник К. М. Поссе после Головчина написал сестре в Швецию письмо, полное тревожных ожиданий и отчаяния.»

Э. Карлссон считает, единственное значение Головчина для шведов заключалось в том, что победа открыла армии путь к Днепру. Наши историки, анализируя ход Головчинского сражения, также отмечают, что стратегического значения для дальнейшего хода войны оно не имело. А. Стилле в начале прошлого века отмечал выдающиеся тактические способности Карла XII и слаженное взаимодействие шведской кавалерии и пехоты, которые и решили исход сражен А. 3. Мышлаевский указывает на неудачное расположен ретраншементов в дивизии Репнина. «... После трехдневной работы пехота ухудшила свое положение, — считает наш военный историк. — Она приковала себя к окопу, разбитому столь неудачно, что защитники его не только были не в состоянии в полной мере воспользоваться оружием и поддержкой конницы, но поставили себя в рискованное положение также и в минуту отступления».

19 июля шведская армия вошла в Могилев, который достался ей совершенно нетронутым и неразрушенным. Это упущение со стороны генералов Петра I при исполнении его жолкевской стратегии шведы тут же обратили себе во благо — Карл отдал город на разграбление своим солдатам. Здесь шведы задержались на целых три недели, в частности и потому, что возможности снабжения армии в данной местности были намного лучше, нежели в районе Березины. Русская армия в это время опустошала дорогу на Смоленск. Граница с Россией была совсем уже радом.

Ежедневный рацион питания каролинского солдата, согласно регламенту военного комиссариата, предполагал выдачу 850 граммов мяса, 850 граммов хлеба, 2,5 л питья, 200 граммов масла или сала, 500 граммов каши или гороха, соль и 2 гроша на вино и табак. В описываемый нами период нормы питания снизились до 500 граммов хлеба, 50 граммов рисовой крупы, 300 граммов свежей говядины, 150 граммов солонины, 100 граммов сыра, килограмма картофеля, 15 граммов кофе, 40 граммов сахара и 20 граммов соли. Потом тенденция к снижению будет продолжаться до тех пор, пока армия не выберется на Украину. Временами шведы, вторгаясь на территорию, опустошенную русскими войсками, будут испытывать настоящий голод. Карл XII лично следил за питанием солдат, и солдаты верили, что какие бы неблагоприятные условия с провиантом для армии ни складывались, король всегда что-нибудь добудет.

Под Могилевом литовский запас пропитания закончился, и шведы стали пополнять свои продуктовые резервы как за счет поборов с населения, так и за счет трофеев, доставшихся при Головчине в виде части обоза русских. Но под Могилевом уже побывала русская армия, и шведам «обломилось» не так много. Между тем в каждом шведском пехотном полку в среднем насчитывалось 50 человек нестроевого состава (прислуга), 350—360 кучеров, 100 офицерских денщиков и 437 лошадей, из которых более 400 были тяжеловозами. В кавалерийских полках обозное хозяйство было не меньше, чем в пехотных. Таким образом, получалось, что кроме 35 тысяч военнослужащих строевой службы приходилось кормить еще около пяти тысяч «нестроевиков» и добывать фураж в среднем на 35 тысяч лошадей.

В русском походе шведам было страшно непривычно и непривычно страшно. Враждебное население, враждебная природа делали свое дело, и боевой дух постепенно и незаметно стал испаряться. Некоторые из шведов ударились в мистику, как, например, братья-гвардейцы Анкархъельмы, получившие в походе прозвище Предсказатели. Старший из них по Книге Откровения прочел, что поход Карла в Россию будет неудачным, а чтобы подтвердить свое искусство предсказателя, он нагадал своему брату и нескольким его товарищам смерть в бою под Головчином. Когда же спросили, что будет с ним самим, он ответил, что будет ранен и умрет от ран. Все эти предсказания якобы сбылись в точности. В это же время в шведской армии появился некий архивариус Кориландер, который, как ни странно, получил аудиенцию у самого Карла (вероятно, не без помощи графа Пипера) и предсказал ему, что скоро он в сопровождении немногочисленной свиты окажется в Турции... Король, говорят, не поверил и прогнал предсказателя прочь.

В шведский лагерь неожиданно прибыл прусский генерал-адыотант Д. Н. фон Зильтман, попросивший разрешения сопровождать шведскую армию в русском походе. На Карла XII произвело впечатление, что пруссак добирался до Могилева самостоятельно, к тому же он был хорошим знакомым Реншёльда, и король просьбу его уважил ^[129].