В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт Страница 79

С конца августа – начала сентября произошел ряд самых разных событий, охвативших все пространство от самых отдаленных участков фронта до верховной ставки на Украине. Как каждое в отдельности, так и все вместе их можно было назвать сигналами опасности.

С первым мощным налетом на Кёльн в конце мая 1942 года война в воздухе над Германией вступила в новую фазу. Большое количество задействованных вражеских бомбардировщиков и их качественное превосходство породили самые серьезные опасения в отношении будущего. Это привело к первому серьезному конфликту между Гитлером и ОКЛ, причиной которых стали «победные реляции» люфтваффе, регулярно появлявшиеся в ежедневной сводке вермахта. Гитлер заметил: «Я никогда не боюсь правды, какой бы неприятной она ни была, но, чтобы сделать правильные выводы, я должен знать ее» ^[208].

В Северной Африке наступление Роммеля, которое он планировал, а потом долго откладывал, началось вечером 30 августа. Но 1 сентября он вынужден был его прервать, главным образом ввиду значительного превосходства противника в воздухе, и через два дня Роммель вернулся на исходные позиции у Эль-Аламейна. Хотя переход к обороне не обязательно означал отказ от прежних далекоидущих целей, нам в германской верховной ставке стало яснее, чем итальянцам в Риме, что британцы со своим новым командующим генералом Монтгомери теперь закусят удила. Роммель, казалось, наверняка сможет отразить надвигающийся удар. Гитлер был убежден, что нет лучшей оборонительной позиции, чем перед Эль-Аламейном.

Уже не стоял вопрос о захвате Мальты, которая, можно сказать, возродилась из пепла и представляла теперь большую, чем когда-либо прежде, угрозу для морских перевозок. В итальянской верховной ставке вели приготовления к оккупации Туниса с целью защитить свою североафриканскую колониальную империю; однако Гитлера по-прежнему мучила мысль, что такой шаг бросит Северную Африку в объятия де Голля, и самым серьезным образом предостерегал их от преждевременных действий. Что касается Юга, то там его гораздо больше беспокоил Крит, особенно теперь, когда Роммель вернулся к обороне; туда должна была быть переведена одна из самых лучших пехотных дивизий сухопутных сил (22-я). Тревожили его и неспокойные участки на северном берегу в восточной половине Средиземного моря, поскольку он, как всегда, рассматривал главным образом их в качестве первой линии обороны румынских нефтепромыслов.

Озабоченность Гитлера делами на Западе никоим образом не ослабла после успешной защиты Дьепа, поскольку в любом случае успех этот был сильно преувеличен в пропагандистских целях. Теперь его начало волновать побережье к югу от устья Луары, и он перебросил дополнительные части во Францию. Но в его распоряжении были только дивизии, комплектуемые для пополнения сухопутных сил; других резервов не было. Это положило начало порядку, который неблагоприятно сказался на оснащении, мобильности и боевой подготовке войск, и его результаты сказались в ходе обороны во время вторжения западных союзников в июне 1944 года. Интересно также, что в самых последних его распоряжениях Нормандия снова упоминалась как вероятное место десантной операции противника.

Норвегии ничто не угрожало; тем не менее она, как всегда, поглощала большую часть наших убывающих войск и ресурсов.

В Финляндии все еще действовали приказы о совместном немецко-финском наступлении с целью отрезать мурманскую железную дорогу и таким образом блокировать, по крайней мере, этот путь для военных поставок с Запада в Россию, которые даже увеличились. К осени 1942 года наши шансы осуществить это зримо сократились. Выполнение самого важного предварительного условия, захват Ленинграда, предполагалось по гитлеровским планам наступления 1942 года «самое позднее в сентябре». Теперь, когда возобладали более разумные планы, это было признано нереальным. Несколько дивизий армии Манштейна были переброшены из Крыма на самый север, но к концу августа противник перехватил там инициативу, и эти дивизии, одну за другой, растрачивали на оборону. 23 августа в своей ставке в Виннице Гитлер отдал главнокомандующему на севере фельдмаршалу Кюхлеру, а на следующий день и Манштейну приказы, в которых говорилось следующее: «Этап 1-й – соединиться с финнами (через Карельский полуостров); этап 2-й – занять Ленинград и сровнять его с землей» (!). То, что все пошло не так, Гитлер приписал главным образом «нерешительности командования». Генерал Йодль знал о том, что происходит под Ленинградом, не больше чем Гитлер, но соглашался с резкой оценкой командующих. Он даже поддержал Гитлера, когда тот назвал всех старших командиров «умственно отсталыми и неспособными распознать или увидеть за деревьями лес».

Присутствие фон Кюхлера и его спокойная, с опорой на факты аргументация поначалу, казалось, вызывали у Гитлера доверие. Но теперь он убрал фон Кюхлера из командной цепочки и поручил Манштейну единолично командовать на этом важном участке, подразумевая под этим свое непосредственное участие в руководстве боевыми действиями под Ленинградом. Единственными резервами, которые можно было туда передать, были отдельная горная дивизия, предназначавшаяся на самом деле для Финляндии, и четыре (!) танка «тигр», самые первые из появившихся на фронте. Гитлер ожидал от этого «нового оружия» великих свершений, которые, по его убеждению, окажутся решающими. Запись в военном журнале отдела «Л», сделанная несколько дней спустя: «Один «тигр» уже выведен из строя», показывает, как в нашем штабе оценивали эти ничтожные силы, не говоря уж о том, что вскоре выяснилось, что танки эти слишком тяжелые и не могут двигаться по мостам в районе боевых действий. Штаб оперативного руководства заставили подготовить директиву (№ 47) по захвату Ленинграда, но, когда 3 сентября Гитлеру представили ее проект, он положил его в корзину для документов, которые могут подождать. Там он и остался. Поэтому второй этап летнего наступления закончился, даже не успев начаться.