Я, Легионер - Георги Лозев Страница 79

— Браво, Браво, здесь Чарли.

— Браво, слушает, — ответил пораженный Хант.

— Браво, Браво, здесь Чарли, самолет прибывает.

— Чарли, здесь Браво, опиши самолет.

— Браво, Чарли здесь, самолет военный, высоко летит.

— Fucking, русский, ничего не понимает, — Хант повернулся к нам. — Семеняк! Go! Go! Смени этого мудака и назови мне модель самолета!

Менее чем за минуту Семеняк подтвердил, что это TRANZAL и, вероятно, прибывают беженцы. Младший сержант наказал Сергеева типичными изматывающими отжиманиями, а мы все построились на взлетно-посадочной полосе, где уже приземлился самолет.

Я видел испуганные лица людей, которым мы помогали выйти. Все молчали и были погружены в свои мысли. Мы с Иллером вошли в самолет, вынести пожилую монахиню, которая хотя и лежала на носилках, смеялась и, казалось, была меньше всех обеспокоена. Она нас благословляла, пока мы ее несли. Иллер начал улыбаться ей и вежливо разговаривать.

— Эй, приятель, я не хочу неприятностей, — в шутку упрекнул его я. — Ты слышал, что сказал младший сержант, никаких романов?

Иллер виновато улыбнулся, и монахиня рассмеялась.

— Крутые вы, ребята, такой комплимент я не имела удовольствия получать за последние девяносто лет.

— Добро пожаловать в Иностранный легион, уважаемая госпожа, — Иллер оставался кавалером.

Иллер был известен в нашем взводе своими сексуальными похождениями. В Оранже он часто ночевал в карцере, потому что из-за забав в постели с девушками опаздывал на проверки. Старшина Кормье каждый раз, прежде чем решить, на сколько дней засадить Иллера, спрашивал: «По крайней мере, красивой она была, Иллер?» И француз всегда подтверждал, что из-за такой женщины он готов сидеть в карцере. Обычно сержант давал ему пять дней в одиночной камере, но однажды легионер-ловелас признался, что вечером был очень пьян и на следующее утро испугался огромных размеров тела девушки, возле которой проснулся. В тот день Кормье послал бабника в одиночную камеру на две недели, говоря: «Промах, парень, подумай о том, что будешь делать дальше!» С тех пор Иллер утихомирился, но Хант не случайно предупредил нас, чтобы мы были осторожны с гражданскими лицами и избегали близости с ними. Даже монахини должны были держаться подальше от такого солдата, как мой компаньон. Второй взвод отвез монахинь из аэропорта в казарму, и «опасность» миновала Иллера. Мы вернулись на полосу и продолжали встречать гражданских лиц.

Из второго самолета мы вынесли носилки, на которых лежала раненая черная девочка. Какой-то дипломат обязался привезти ее и ее брата. Мы узнали, что они спаслись чудом, так как попали в перестрелку, и легион спас их вместе с несколькими семьями французских граждан. На протяжении всего дня мы встречали и сопровождали беженцев из Конго. Мы уже встретили шестой рейс, когда нас сменил Второй взвод, который взялся охранять полосу в течение ночи.

Как только мы прибыли в казармы, мы поняли, что все помещения отведены штатским. Мы получили оборудование для экваториальных джунглей и разбили несколько лагерей в разных частях казармы. Мой взвод взял самую дальнюю точку у самого забора. Мы спали на маленьких раскладушках, оснащенных противомоскитными сетками.

Вечерняя проверка прошла быстро, и только я приготовился ко сну, как мой соотечественник Йорданов сказал, что неподалеку есть бордель, и небольшая группа унтер-офицеров, которые знают местность, перелезут через забор на пару часов. Я был удивлен, что мой коллега вдруг начал понимать французский. Но думаю, что когда человек действительно заинтересован в чем-то, достаточно немного знаний, чтобы справиться. Йорданов уговаривал меня пойти повеселиться, но я устал как собака и сказал, чтобы он сегодня на меня не рассчитывал.

Маленькая раскладушка с противомоскитной сеткой была лучшей вещью, которой я мог бы пожелать себе в эту ночь. Она была всего 80 сантиметров в ширину, но для меня, который не спал со времени наряда в Чаде, это была самая роскошная постель, и я не собирался покидать ее из-за какой-то проститутки.

На следующий день нас оставили рядом с казармами. Хант снова предупредил нас, что не хочет проблем с гражданскими лицами. Мы вспоминали о младшем сержанте из Первого взвода, у которого был роман со снимавшей фильм о событиях в Конго журналисткой. Помню, что тогда капитан наказал его, но через некоторое время журналистка выразила в статьях особую благодарность Иностранному легиону и, в частности, младшему сержанту. Видимо, этот человек представил нас достойно. В полдень капитан Ляжуани собрал нас и пояснил, что никаких новых приказов нет, но мы находимся в состоянии боевой готовности и можем в любое время полететь в Браззавиль. Нам запрещено покидать лагерь — мы должны быть наготове.

Капитан посоветовал нам использовать свободное от дежурств время для отдыха. Я последовал его совету и пошел насладиться раскладушкой во второй половине дня. Йорданов уговаривал меня пойти к проституткам. Он уже посетил бордель минувшей ночью и остался очень доволен.

— С этими девушками я выучу французский, — подытожил мой земляк.

— Хорошо, что наконец-то нашел учителей.

— Вечером я вас познакомлю, правда, тебе не нужно изучать этот язык, но они и другие интересные вещи могут тебе поведать, — засмеялся Йорданов.

— Ну, тогда после проверки идем, — согласился я.

Никогда за всю свою жизнь я не был у проституток, но тут нечего было раздумывать. Приключения в Либревиле начались еще по дороге в бордель. После переклички в восемь вечера мы проползли в темный угол, где сетка на стене уже была перерезана прошлой ночью капралом. В считанные секунды мы перешли на другую сторону и спрятались в канавке. У нас не было гражданской одежды, а в форме было рискованно двигаться по дороге, поэтому мы были в спортивных брюках. Мы бежали улицами от канавы до канавы, как будто снайпер преследовал нас. Мы были так травмированы Оранжем, майором Боленсом и военной полицией, что не могли расслабиться даже в гражданской среде Либревиля.

Через пятнадцать минут мы были в борделе, где, ехидно улыбаясь, пожилые жирные негритянки смотрели на нас.

— Что будете пить, ребята? — спокойно спросила нас одна из них.

— Где девушки? — раздраженно спросил Йорданов, который по дороге рассказывал мне о разнообразии молодых чернокожих красавиц.

— Еще рано, мальчик, — сказала ему женщина за стойкой. — Вчера ты пришел в одиннадцать, а сейчас всего восемь пятнадцать.

— Я желаю девушек! — сердито настаивал мой товарищ, который не слушал, что ему говорила 200-килограммовая негритянка.

— А как же я, — она рассмеялась, а затем закричала что-то на своем наречии в сторону коридора, где были номера. Оттуда послышался ответ на том же непонятном языке, и негритянка за стойкой успокоила Йорданова: — Вам повезло, ребята, две девушки уже здесь.

Я стоял, смотрел этот спектакль и думал: «Что я здесь делаю?» Я уже собрался предложить моему земляку уйти, потому что было очевидно, что в этот вечер не будет никакого выбора, как вдруг в зале появилась стройная телка с довольно красивым лицом. Я никогда не спал с проституткой, а красивых негритянок видел только в кино. Девушка подошла к стойке и спросила нас: