Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров Страница 78

Не успела Москва успокоиться после встряски «лево-эсеровского мятежа», как ее всколыхнуло новое известие — убит император Николай II… Приведу два свидетельства, как информация об этом преступлении поступила в советское руководство. Нарком Милютин записал в дневнике: «Поздно возвратился из Совнаркома. Были «текущие» дела. Во время обсуждения проекта о здравоохранении, доклада Семашко, вошел Свердлов и сел на свое место на стул позади Ильича. Семашко кончил. Свердлов подошел, наклонился к Ильичу и что-то сказал.

— Товарищи, Свердлов просит слово для сообщения.

— Я должен сказать, — начал Свердлов обычным своим тоном, — получено сообщение, что в Екатеринбурге по постановлению областного Совета расстрелян Николай… Николай хотел бежать… Чехословаки подступали. Президиум ВЦИК постановил одобрить…

Молчание всех…»

А вот еще одно свидетельство:

«В июле 1918 года, когда я опрашивал агентов в здании ЧК, посыльный принес телеграмму, адресованную Дзержинскому, который находился рядом со мной. Он быстро прочитал ее, побледнел, как смерть, вскочил на ноги и воскликнул: «Опять они действуют, не посоветовавшись со мной!» — и бросился из комнаты. Что случилось?

Вся ЧК была взбудоражена. Крики, возгласы, звонки слились в единый гвалт! Люди звонили куда-то, курьеры бегали по коридорам, автомобили громыхали и неистово гудели. Дзержинский поспешил в Кремль. Что же, ради всего святого, случилось?

На следующий день мы узнали новость. Императорская семья была расстреляна без ведома ЧК! Самовольно, по указанию Свердлова и кого-то из высших бонз в Центральном Комитете коммунистической партии…»

Автор второго свидетельства — Владимир Григорьевич Орлов. И поскольку его информация представляет определенную ценность для темы нашей книги, стоит представить его подробнее. Он был юристом, судебным следователем, в начале ХХ века работал в Польше. И как раз он вел дело Дзержинского в 1912 году. Да так раскрутил, что накопал ему на 20 лет каторги. В Первую мировую служил в военной контрразведке следователем по особо важным делам, проявил себя великолепным профессионалом. Действительный статский советник. Состоял в уже упоминавшейся особой комиссии генерала Батюшина, расследовал дело сахарозаводчиков. И после Февральской революции не сел за решетку только благодаря тому, что находился в командировке.

Был убежденным монархистом и антикоммунистом. После Октября, когда генерал Алексеев ехал на Дон начинать борьбу с большевизмом, он поручил Орлову остаться в Питере и создать разведывательную сеть. Что Владимир Григорьевич и сделал. Благодаря покровительству генерал-лейтенанта Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, прежде руководившего русской контрразведкой, устроился на советскую службу. Возглавил Центральную уголовно-следственную комиссию Петрограда. И в один прекрасный день… лицом к лицу столкнулся с Дзержинским. Который сразу его узнал. Орлов счел — конец. Но Феликс Эдмундович пожал ему руку и сказал: «Это очень хорошо, Орлов, что вы на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы».

Дзержинский хотел забрать его в центральный аппарат ВЧК, но воспротивился Крестинский, глава органов юстиции Петрограда. Тем не менее Феликс Эдмундович часто вызывал его, привлекал к расследованию дел по германскому шпионажу. Впоследствии Орлов «провалился» и ему пришлось бежать. В своих мемуарах, изданных в эмиграции, он о многом умалчивает, но его близость к Дзержинскому подтверждается архивными материалами Лубянки (см. послесловие генерала ФСБ А. Здановича к кн. В. Г. Орлова «Двойной агент», М., 1998). Оставил он в своих воспоминаниях и характеристики советских руководителей. Для него все они были смертельными врагами: Ленин, Троцкий, Дзержинский. Тем более любопытно, что он проводит разделение между ними. Между Лениным и Троцким (в пользу Ленина). А Дзержинского характеризует как очень жестокого, холодного человека — но «рыцаря» идеи. И пишет о нем с явным уважением. Отмечая его своеобразное благородство, ум, профессионализм. Согласитесь, со стороны врага такой подход говорит о многом. Это не огульное оплевательство противников, которым так богаты и советские и антисоветские источники.

Почему я так подробно остановился на личности и оценках Орлова? Потому что он сообщает и вывод: «По общему мнению, сложившемуся в ЧК, в Революционном Трибунале и в Кремле, решение об убийстве было принято единолично и реализовано собственной властью Свердлова. Он осуществил подготовку втайне от товарищей и только после казни поставил их перед свершившимся фактом».

А почему цареубийство вызвало такой переполох в ВЧК, понять тоже нетрудно. Это преступление опять было иррациональным с политической точки зрения. Во-первых, в сложной для большевиков обстановке лета 1918 года Романовы были гораздо полезнее для них живыми. В качестве заложников. Это была лишняя козырная карта для торга с теми же англичанами, французами, немцами. Во-вторых, официальная версия убийства не выдерживала критики. Чехи и белогвардейцы находились еще довольно далеко. Экзекуция совершилась в ночь на 17 июля, а Екатеринбург пал только в августе. В конце концов ничто не мешало эвакуировать царскую семью, дорога на Пермь и Вятку оставалась свободной. В-третьих, наступали на Урал отнюдь не монархисты, а революционеры-учредиловцы. Они боялись монархии даже сильнее, чем большевиков. И никаким идейным, объединяющим знаменем царь для них стать не мог. Если бы даже он и попал в их руки, Романовых мог ждать только новый арест. Эсеровское правительство потом даже колебалось, назначать ли следствие по делу о цареубийстве — не будет ли это слишком «контрреволюционно»?

О цареубийстве написано очень много литературы. И объективной, и фантастической, и лживой. Писали те, кто действительно пытался разобраться в обстоятельствах преступления. Писали любители «желтых» сенсаций. Писали те, кто стремился запутать истину. В советской время писали сами цареубийцы, оспаривая друг у друга сомнительную «честь» — кто именно пустил пулю в государя, кто в наследника, кто в царицу или царевен. Самое полное и объективное, на мой взгляд, исследование, с детальным разбором всех версий, свидетельств, обстоятельств преступления, осуществил О. А. Платонов («Терновый венец России. История цареубийства», М., 2001). Повторять здесь его аргументы, доказательства, рассуждения, выводы, конечно, не имеет смысла. Интересующиеся вполне могут ознакомиться с книгой сами. К тому же, исследование Платонова, как и многие другие работы, посвященные цареубийству, сами по себе представляют солидные, объемные труды.