Дюма - Максим Чертанов Страница 78

Платили ему в среднем один франк за строку в 60 знаков. В странице 35 строк, в томе (тогда считали не печатными листами, а строками и томами) 100 страниц, 3,5 тысячи франков за том, книга обычно в 4–8 томов, получается 14–28 тысяч за журнальную публикацию романа плюс примерно половина этой суммы за книжную, в год 4–5 романов — от 100 до 200 тысяч, плюс отчисления от театра — тысяч 100, плюс мелкие гонорары, в среднем выходило в год больше 200 тысяч, примерно пятую часть которых получал Маке, — но тот ни у кого не занимал, купил дорогой дом в Буживале и всю жизнь, даже при том, что Дюма его обокрал, был обеспечен. Откуда же у Дюма долги?

В основном, конечно, дом и театр: первый съел 250 тысяч, второй в конечном итоге полтора миллиона. Сохранились документы того периода, в которых перечислены кредиторы: красильщик, Газовое управление, цветочник, столяр, стекольщик, печник, плотник, скульптор, кровельщик, угольщик, медник, обойщик, продавец семян, оружейный мастер, поставщик дров, портной, каретник, садовник; маляр, антрепренер, слесарь, прачка, торговка шалями, сапожник, шляпница, часовщики, шорник, булочник, разносчик с рынка, белошвейка, ювелир… Удивительно, что организовать свои финансы или нанять того, кто это сделает, не умел не какой-то разгильдяй, а человек педантичный; 15 декабря он писал Беранже: «Вся моя будущая жизнь разделена на заранее заполненные отрезки, план будущих работ уже составлен. Если Бог даст мне прожить еще пять лет, я завершу историю Франции от Людовика Святого до наших дней. Если даст десять, я смогу связать дни Цезаря с днями Людовика Святого… Всю античность надо написать или, вернее, переписать, так как у нас нет почти ничего хорошего об этом… Простите мое тщеславие, которое, быть может, заметите в этих строках…»

Продолжали выходить «Мезон-Руж», «Графиня Монсоро», писался новый роман «Бастард де Молеон» (публикация в «Коммерсанте» с 20 февраля по 16 октября 1846 года): Испания, XIV век, борьба за корону Кастилии, трагическая любовь, отрезанные головы, все умирают. Во время работы над этой книгой автора за правую руку укусила собака Мутон: «Ладонь у меня была рассечена до кости, пясть прокушена в двух местах, последняя фаланга мизинца едва держалась…» Врач зашил рану и вправил кости, велел отдыхать, но некогда: три дня постоянно держал руку в ледяной воде, потом начал работать: «Неудобно писать, когда рука совершенно неподвижна и лежит на дощечке; но я не отчаивался. Я собрал все свои познания в механике, вставил стержень пера в своеобразный зажим, устроенный между указательным, средним и безымянным пальцами, и, двигая предплечьем вместо пальцев и кисти, продолжил свой рассказ…»

Еще две пьесы: с Маке — «Дочь регента» (в романе герой казнен и его девушка умерла, в пьесе он помилован и женился, постановка во Французском театре 1 апреля); с Полем Бокажем (1824–1887, племянник актера Пьера Бокажа, будущий постоянный соавтор) и Октавом Фейе — комедия «Шах и мат»: Испания, XVII век, любовь и политика; премьера в «Одеоне» 23 мая. То и другое не без успеха. Стихотворение «Жанна д’Арк на костре» положил на музыку сам Лист. Работы по горло, слава богу, ни с кем не судился, зато был свидетелем на чужом громком суде. В 1844 году в Париже дебютировала танцовщица Лола Монтес, флиртовала с Дюма, иногда ее включают в число его любовниц, но это вряд ли: их переписка очень церемонная. Ее любовником был редактор «Прессы» Дюжарье. В марте 1845 года Дюма обедал у подруги сына Анаис Левен, были там Дюжарье и редактор «Глобуса» Бовалон, газеты жестоко конкурировали, за столом поругались, Бовалон вызвал Дюжарье на дуэль, тот принял вызов, хотя не владел оружием. Советовался с Дюма, тот пытался отговорить, на крайний случай советовал шпаги, но Бовалон настоял на пистолетах и 11 марта убил Дюжарье; говорили, что он заранее пристрелял оружие. Присяжные его оправдали, родственники убитого подали кассацию, 26 апреля 1846 года начался процесс в Кассационном суде Руана. Дюма выступал свидетелем и доказал, что было преднамеренное убийство: Дюжарье не дали инструкций (это была обязанность секундантов противника); он ждал Бовалона полчаса, и его пальцы окоченели; секундант Бовалона скрылся с места поединка, забрав оружие, и т. д. Бовалону дали десять лет, его секунданту — восемь, все справедливо, но поведение Дюма многих разозлило: да, он был прав, что посадил Бовалона, но без нужды выпендривался, призывал руководствоваться Дуэльным кодексом де Шатовилара, а не законом, раздавал интервью… Его все чаще обвиняли в рисовке, и, видно, недаром: даже графиня Даш признавала, что его манеры резко ухудшились, но объяснила так: «Дюма был хорошо воспитанным, светским… Но все это ослабело, он усвоил беспечность, современные привычки, от успеха у него появился апломб… Он не забыл хорошие манеры, но показывал их редко, только когда это было для чего-то нужно…»

Той весной соавторы начали новую грандиозную вещь: роман «Записки врача: Жозеф Бальзамо». «Мезон-Ружа» никто не заметил, но от Великой революции Дюма отказываться не хотел, надо лишь добавить приключений. (Приключения бывают не только в книгах: 25 мая 1846 года, за неделю до начала публикации романа в «Прессе», с которой Дюма помирился, Луи Наполеон, переодевшись плотником, бежал из крепости Ам и уехал в Англию. Циммерман, по силе воображения превосходящий Дюма и Маке вместе взятых, считает, что Дюма придумал план побега и организовал его. Впрочем, Луи Наполеон читал и «Двадцать лет спустя», и «Графа Монте-Кристо»…)

31 мая начала печататься первая глава гигантского романа, она завершится 6 июля, а вся публикация растянется на три года. Неизвестно, кто предложил сюжет и героя (возможно, третье лицо: оба соавтора были мало способны «выдумывать из головы»), но выбор беспроигрышный: пророчества, гипноз, масонский заговор — довольно редкий жанр мистико-политического триллера, в центре которого сверхчеловек Бальзамо-Калиостро, этакий Воланд наоборот, который хочет блага — «Я верю, что первейший мировой закон, самый могущественный из всех, — закон прогресса. Я верю, что Бог творил с единственной целью — благоденствия и нравственности», — а получается не всегда хорошо. Он обращается к масонам: «…я хочу, чтобы вы, вздрагивающие при упоминании Тауэра и застенков инквизиции, и я, вздрагивающий при упоминании Бастилии… чтобы все мы смеялись, попирая ногами жалкие руины этих страшных темниц, и чтобы ваши жены и дети плясали на них. Однако все это может произойти лишь после смерти, но не монарха, а монархии, после отмены власти религии, после полного забвения общественного неравенства…» (Верил ли Дюма, что «революцию сделали масоны»? Нет конечно: в его исторических хрониках ничего подобного нет. Но кому не мечталось: вот бы были какие-то могущественные люди, которые все за нас решат и сделают…)

Готовить революцию Бальзамо начинает в 1770-х, еще при Людовике XV. Запутанный сюжет, любовные интриги, масса действующих лиц, писали торопливо: в тексте больше исторических ошибок, чем обычно, Бальзамо живым человеком не получился, зато началась тема гипноза — ее Дюма отныне будет вставлять почти в каждый роман. Но в целом «Бальзамо» — роман столкновения идей. Пока Бальзамо готовит революцию, вдали от него живет мирный философ Руссо. «Независимость — мой кумир, а свобода — моя богиня. Только мне нужна свобода нежная и сияющая, которая согревает и оживляет. Мне нужно равенство, приближающее людей друг к другу посредством дружбы, а не страха. Мне нужно образование, просвещение каждой частички общественного организма… Чего же лучше! Годы идут. Народы постепенно начинают выходить из отупения, взявшись за руки и шаг за шагом двигаясь во тьме…» Дюма на стороне Руссо, конечно? Посмотрим… Покамест Руссо взял на воспитание крестьянского мальчика, но что из этого вышло, читатели не узнали: завершив первую часть, авторы надолго бросили героев — у Маке иссякла фантазия, у Дюма и подавно — и летом начали писать роман «Две Дианы» об убийстве короля Генриха II в XVI веке. Авторство приписывали Полю Мерису, но Маке это опровергал; приписывают также одному Маке, но и это не вполне справедливо, даже если Дюма мало участвовал в написании текста: многое взято из его романа «Асканио» и ранних пьес.