Нечаев - Феликс Лурье Страница 78

«По показанию одного из тайных агентов наших, Нечаев не будет в Константинополе, как это первоначально предполагалось, а отправился из Лондона в Галицию, будто бы под именем Шедловского». ^[564] Именно в это время разыскиваемый убийца открыто разгуливал по Женеве.

Не более удачливым сыщиком оказался будущий управляющий III отделением, статский советник А. Ф. Шульц. Его направили в Германию еще в декабре 1869 года, когда Нечаев прятался от полицейских властей в России. Но даже доброжелательное содействие столь могущественного покровителя, как канцлер князь Бисмарк, не помогло Шульцу продвинуться в погоне за руководителем «Народной расправы». ^[565] Лишь из-за слабой осведомленности русских и швейцарских сыщиков был ошибочно арестован эмигрант С. И. Серебренников, ^[566] бывший владелец той самой типографии, которую весной 1869 года он продал А. Д. Дементьевой.

Серебренникова продержали около двух недель в швейцарской тюрьме и выпустили после опознания, организованного русской полицией с помощью специально привезенного в Женеву унтер-офицера, ранее состоявшего сторожем Сергиевского приходского училища в Петербурге. ^[567]

Поиски Нечаева, предпринятые российскими властями, насторожили триумвиров, и они приняли необходимые меры предосторожности. Например, издатель Постников, живший в Женеве одновременно с Нечаевым, ^[568] часто встречаясь с Бакуниным, Огаревым и близкими к их кругу лицами, ни разу не наткнулся на Сергея.

«Раз поведенный разговор на эту тему, — доносил Филиппеусу Роман, — дал мне возможность обратиться к нему (Огареву. — Ф. Л.) с весьма натуральным, к случаю, вопросом сперва, что за личность Нечаев, а потом, — где он обретается? На первый вопрос Огарев, улыбаясь, ответил, что Нечаев — самая обыкновенная личность, умевшая заставить молчать доносчика, как и всякий сумел бы из чувства самосохранения. Второй вопрос мой, быть может, это так мне только показалось, Огарев как будто хотел обойти молчанием, но, тем не менее, ответил, что он и сам этого определить не может, но, во всяком случае, Нечаев вне опасности попасть в руки Гирсов и Никифоровых». ^[569]

Н. К. Гирс — чрезвычайный посол Российской империи при Швейцарском федеральном правительстве. Никифоров — так эмигранты называли полковника Никифораки.

Донесения Романа, касавшиеся Нечаева, малоинтересны, приведу несколько слов из его любопытной характеристики Бакунина. По мнению агента, Михаил Александрович отвергал необходимость убийства Александра II потому, «что от теперешнего царя народ более ничего не ожидает хорошего, следовательно, отчасти склонен к восстанию, а от нового государя народ станет надеяться на свое улучшение и поэтому не скоро склонится на сторону революции». ^[570]

Еще в начале февраля 1870 года Нечаев писал статьи в женевские газеты, поручив польским друзьям Бакунина их отправку из Лондона. ^[571] Объявляя себя политическим эмигрантом, и никем иным, он пытался подготовить общественное мнение против передачи организатора убийства Иванова русским властям и заодно внушить полиции, что его бесполезно ловить в Швейцарии. Чтобы надежнее убедить III отделение искать беглеца в Англии. Сергей через тех же лондонских знакомых переслал в Иваново собственноручное письмо. Он не сомневался, что конверт вскроют и доложат высшему полицейскому начальству. 10 апреля владимирский губернатор направил П. А. Шувалову пакет с нечаевским письмом. Сергей понимал, что доставил неприятности отцу и сестре. Зато сыщики думали, что он прячется в Лондоне.

Огарев и Нечаев порознь обращались в Федеральный совет Швейцарской конфедерации, подчеркивая политический характер всех без исключения действий вождя «Народной расправы», и требовали признания его политическим эмигрантом. ^[572] Находясь в Локарно, Нечаев уговорил Бакунина написать статью о «полицейских услугах, оказываемых иностранными правительствами русскому в деле разыскания мнимых разбойников, воров и делателей фальшивых бумажек». ^[573] Но все эти уловки никакого влияния на решение швейцарских властей не оказали. Поиски Нечаева продолжались, но безуспешно, не так уж старательно они велись.

Вернувшись из Локарно, Нечаев получил из рук Огарева часть денег второй половины бахметевского фонда, вернее, ими завладел как бы не Нечаев, а Комитет. Бескорыстный Сергей Геннадиевич никогда ничего для себя не брал и от своего имени не просил, для этого предназначался Комитет. Расписки Огарев сразу не потребовал, а когда потребовал, Нечаев дать ее отказался.

Деньги имеются, пора приступать к делу, а дело одно — интриговать, будоражить, расшатывать и возбуждать, чтобы главенствовать. Именно в это время А. А. Герцен обсуждал с Огаревым судьбу литературного наследия А. И. Герцена. Среди неопубликованных творческих рукописей центральное место занимали письма «К старому товарищу», критикующие идеологию разрушения и разбоя, проповедуемую Бакуниным. Николай Платонович уговорил А. А. Герцена отложить их издание на некоторое время, Но вдруг Александр Александрович и Н. А. Тучкова-Огарева получили анонимное послание, написанное на таком же бланке, как и адресованное Любавину. ^[574]

«№ 108 Женева 23 февраля 1870 г.

Узнав, что фамилия, когда-то бывшего русского деятеля Герцена, думает начать издание сочинений покойного выпуском тех его статей, которые писаны им незадолго до смерти, в те дни, когда, отдалившись от активного участия в деле, началу которого он более всех содействовал, покойный переживал тот внутренний разлад между мыслью и положением, что составляет неотделимую принадлежность предшествующего поколения, вышедшего из рядов, хотя и талантливого, но все же тунеядствующего меньшинства — барства, знающего соль и горечь русской жизни только из книжек.

Мы заявляем, что эти статьи столько же противоположны его прежним, несомненно, даровитым произведениям, сколько и всему современному настроению молодых умов в России, и что сам Герцен никогда бы не согласился издать эти произведения в настоящее время. Извещая об таком намерении издателей в Комитет русского дела, которому, как и нам, хорошо известно содержание этих остатков мысли сильной, но непоследовательной, мы, имея в виду единственную пользу нашего дела, обращаемся к издателям с просьбой оставить эти намерения без выполнения и начать издание рядом других статей, которые, мы глубоко убеждены, составят славу его имени.