Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин Страница 78

О причине сбора «руководителей партийных и советских органов» академик высказал, конечно, свое предположение, не более. Не мог же он знать, что на 5 марта был запланирован Пленум ЦК КПСС по обсуждению вопросов реформирования партии, а на б марта намечена Сессия Верховного Совета СССР для обсуждения предстоящей реформы самого государства. Следовательно, вызовы делегатам обоих форумов были сделаны заранее и на 4 марта многие делегаты уже прибывали в Москву, как это следует из воспоминаний К.М. Симонова, который был членом Верховного Совета: «Я пришел в зал за сорок минут, но уже собрались все. Мы знали, что где-то рядом в Кремле лежит Сталин, который никак не может прийти в сознание. Все сидели, совершенно молча… Я никогда бы не поверил, что в течение сорока минут, так могут молчать триста тесно сидящих людей. Никогда в жизни не забуду этого молчания. Из задней двери вышли они — те, кто был в Бюро Президиума ЦК, плюс Молотов и Микоян. Вступительную речь сказал Маленков. Смысл: товарищ Сталин продолжает бороться со смертью, но, даже если победит, состояние его настолько тяжелое… Нельзя оставлять страну без руководства. Поэтому необходимо сформировать правительство» ^[147].

Итак, в зал вышли «ОНИ — те, кто был в Бюро Президиума ЦК, плюс Молотов и Микоян» — так это же участники «тайной вечери», минус Брежнев и Пономаренко! Вот как выглядит эта «десятка» в алфавитном порядке: Берия Л.П., Булганин Н.А., Ворошилов К.Е., Каганович Л.М., Маленков Г.М., Микоян А.И., Молотов В.М., Первухин М.Г., Сабуров М.З., Хрущев Н.С. Попробуем «вычислить» тех членов «десятки», кто принимал решение об эвтаназии вождя, ведь не медики же, в самом деле, «догадались» прекратить его страдания. Можно сразу исключить тех участников «тайной вечери», кто не входил в элитную «четверку». Итак, кто из этой «четверки» (Берия, Булганин, Маленков и Хрущев) принимал решение об ускорении наступления смертельного исхода вождя, с тем, чтобы к исходу 5 марта можно было сформировать руководящие органы страны? И по тому, как еще при живом Сталине такие органы были сформированы, и по тому, как эти органы полностью соответствовали досъездовскому формату как партийного, так и советского руководства, можно с большой степенью вероятности предположить, что время введения в организм Сталина яда было рассчитано с поразительной точностью. Действительно, когда руководящая элита уже в новом качестве возвратилась на Ближнюю дачу

Сталина, им оставалось лишь войти в зал, где умирал вождь, со снятыми головными уборами. Сразу нужно исключить из списка «кандидатов» Георгия Максимилиановича Маленкова (1902–1988 гг.), как человека верующего, поскольку христианская церковь (как православного, так и католического вероисповедания) является решительным противником эвтаназии. Исключается и Николай Александрович Булганин (1895–1975 гг.), поскольку именно в его «дежурство» у Сталина появилась кровавая рвота. И по тому, как отреагировал на это Булганин, надо полагать, что для него это стало полной неожиданностью. Впрочем, предоставим слово академику Мясникову:

«Утром пятого у Сталина вдруг появилась рвота кровью; эта рвота привела к упадку пульса, кровяное давление пало. И это явление нас несколько озадачило: как объяснить? Для поддержки падавшего давления непрерывно вводились различные лекарства. Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревогах и догадках.

От ЦК дежурил Н.А. Булганин. Я заметил, что он посматривает на нас подозрительно и, пожалуй, враждебно. Булганин блестел маршальскими звездами на погонах; лицо одутловато, клок волос вперед, бородка — немножко похож на какого-то царя Романова или, может быть, на генерала периода Русско-японской войны. Стоя у дивана, он обратился ко мне: «Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?» Я ответил: «Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера в связи с гипертонией и мозговым инсультом». «Возможно? — передразнил он неприязненно. — А может быть, у него рак желудка, у Сталина? Смотрите, — прибавил он с оттенком угрозы, а то у вас все сосудистое да сосудистое, а главное-то и про… (он явно хотел сказать «провороните» или «прошляпите», но спохватился и закончил «пропустите»)…

…Объяснение желудочно-кишечных кровоизлияний записано в дневнике и вошло в подробный эпикриз, составленный в конце дня, когда больной еще дышал, но смерть ожидалась с часу на час.

Наконец она наступила — в 9 часов 50 минут вечером 5 марта ^[148].

Итак, остаются Берия Л.П. (1899–1953 гг.) и Хрущев Н.С. (1894–1971 гг.). Значит, решение принимал ИЛИ БЕРИЯ, ИЛИ ХРУЩЕВ. Вряд ли такое смелое, по своей сути преступное решение мог принять один человек, скорее всего союз «ИЛИ» следует заменить на «И». Следовательно, решение принял «тандем» Берия и Хрущев. А теперь, уважаемый читатель, взгляните на линейно расположенный список фигурантов «десятки». Оба представителя «тандема» расположились на концах линейки. А если «согнуть» линейку в виде окружности, то словно по Евангелию, «последний» становится «первым», и возглавит этот «преступный» тандем Н.С. Хрущев.

Инициатором свершения акта эвтаназии, скорее всего, явился именно Н.С. Хрущев, исходя не столько из соображений гуманности, сколько из мазохистского стремления пнуть уже чуть живого льва за все те унижения, которые он испытал от «горячо любимого отца всех народов». Стоя у смертного одра вождя, он прокручивал в своей голове кадры жизненной хроники, в которых ярко были запечатлены эпизоды его унизительного положения перед «отцом».

Прежде всего, вспомнились тяжелые военные годы, оставившие в душе Хрущева глубокий след. Наиболее драматическими эпизодами его фронтовой жизни были сдача Киева в сентябре 1941 года и самоубийственное контрнаступление под Харьковом в мае 1942 года, в результате чего Хрущев попал в немилость у Сталина. Верховный главнокомандующий был категорически против сдачи врагу Киева, и на многочисленные сообщения Тимошенко и Хрущева о катастрофическом положении, сложившемся на Юго-Западном фронте, предлагавших оставить Киев, обвинял их в паникерстве и трусости. Тимошенко и Хрущев отдали устный приказ об отступлении без позволения Сталина, но время было упущено и свыше полумиллиона солдат и офицеров попали в плен. Лишь 150 тысяч военнослужащих из 653-тысячной группировки смогли вырваться из окружения.

В тот момент, когда Хрущев со своими подчиненными покидали Киев, пришла телеграмма из Москвы, в которой Сталин «несправедливо обвинял нас в трусости и угрожал, что «будут приняты меры». Обвинял в том, что мы «намереваемся сдать Киев врагу». Однако арестовывать Хрущева Сталин не стал — лишь полностью игнорировал его во время следующего приезда в Москву.

В аналогичный Киевскому котел попали также войска Юго-Западного фронта в мае 1942 года под Харьковом. Командующий фронтом Тимошенко, начальник штаба Баграмян и начальник политотдела фронта Хрущев доложили в Москву, что они готовы нанести сокрушительный удар силами девяноста двух дивизий (свыше 640 тысяч человек, 1200 танков, 13 тысяч орудий и пулеметов, 926 самолетов) по группировке немецких войск из 64 дивизий (группа армий «Юг»). Несмотря на то, что начальник Генерального штаба маршал Шапошников возражал против этого неподготовленного контрнаступления, Сталин план одобрил (правда в урезанном виде — предложил для начала отбить у немцев только Харьков).