Весна Византии - Дороти Даннет Страница 78

Фламандец почти не слышал то, что она говорит, поглощенный увиденным.

― Мессер Никколо! ― окликнула его женщина. ― Не желаете ли поблагодарить меня?

Вспыхнув, он вскинул голову.

― Я никогда не смогу отблагодарить вас достойным образом, деспойна. Это слишком щедрый подарок.

― Тогда взгляни на другой. Это плата за еще один отрез алого шелка, о котором я уже наслышана. Надеюсь, что в ответ ты также проявишь щедрость.

Николас отложил книгу с чертежами и взял второй фолиант. Чуть погодя, он спросил:

― Деспойна, а есть ли у вас еще такие манускрипты?

― И немало, ― подтвердила она. ― Слышал ли ты когда-нибудь о Григории Хиониде? Он был главным лекарем одного из предков императора. Множество таких книг он доставил из Персии и сам перевел их на греческий. У нас имеется один труд, посвященный математике и часовым механизмам мастера Фузориса. Имеются и сочинения мудрецов. Но не думаю, чтобы ты просил об этом только ради себя. Наверное, ты хочешь знать, готов ли император продавать эти фолианты?

― Я заметил, что наши шелка пришлись ему по вкусу, ― ответил на это Николас. ― Но если он предпочитает иную плату, Медичи смогут это устроить. Да, я мог бы продавать такие книги на Западе, в копиях или оригиналах. Но, возможно, император слишком дорожит своей библиотекой и предпочел бы не опустошать ее полки.

― Ты верно заметил, что любую книгу можно скопировать, ― заметила принцесса. Она сидела так неподвижно, что даже камни диадемы почти не сверкали. Николас вновь уложил книги в ларец и сел, сцепив руки на коленях. Оставалось ждать, пока переговоры подойдут к концу, ― ибо, разумеется, это были переговоры. У императора не имелось настоящей библиотеки, хотя во дворце и хранились какие-то книги. Кроме того, во дворце недоставало серебра ― если верить Дориа. Как у них обстоят дела с финансами? Едва ли все настолько плохо. Хотя, разумеется, сливки с торговли на протяжении многих лет всегда снимали генуэзцы. Однажды, когда у них случились очередные разногласия, торговцы стали угрожать, что если не получат привилегий, так увеличить пошлины на соль и вино, что подданные императора больше не смогут торговать на Каффе…

― О чем ты думаешь, мой насквозь промокший друг? ― поинтересовалась у него принцесса.

― О том, что когда за горами начнутся беспорядки, басилевсу будет сложнее собирать подати и налоги со своих подданных.

― А разве когда-нибудь это было легко? ― осведомилась Виоланта. ― Разумеется, империя сейчас уже не та, что прежде. Крестьяне хитры, и вместо зерна предпочитают выращивать скот. Мы вечно слышим жалобы, что где-то приходят в запустение дороги, а в других местах появляются разбойники или пересыхают колодцы. Но император по-прежнему получает все, что требуется для нужд двора. Мы не бедны. Мы владеем драгоценными камнями. Возможно, до тебя доходили слухи, что греки скупы и не платят наемникам, ― теперь ты можешь лично опровергнуть это, ведь вам заплатили, и очень щедро. Говорят также, что мы не желаем чинить крепостные стены, ― но ты видел, в каком они состоянии. Трапезунд все еще жив, даже под властью Тимура он процветал, в то время как монгольские орды захватили в Грузии кольчугу, выкованную руками самого царя Давида Псалмопевца…

Николас долго молчал и наконец проронил:

― Трапезунд был вассалом монголов.

― Но монголы ушли, ― возразила принцесса. ― Белая орда Узум-Хасана также уйдет или завоюет всю Персию и обоснуется в Табрисе или в Диарбекре, и больше никому не будет отравлять жизнь. Войско оттоманской империи также попытается завладеть какими-то землями, но все равно вернется досаждать городам Европы. Трапезунд пребудет вовеки. ― Она помолчала. ― Я успокоила тебя? Мне казалось, я чувствую твою неуверенность.

― В чем же, деспойна? ― возразил Николас ― Я куплю все те книги, которые вы согласитесь продать. Если что и тревожит меня, так только нежелание заставлять ждать императора.

Он услышал, как открылась дверь. Принцесса подняла глаза, должно быть, в ожидании некоего знака, затем вновь устремила взор на гостя.

― Он пробудился и готов тебя принять. Вы поговорите об Аль-Джазаре.

― Об Аль-Джазаре? ― переспросил Николас.

― Тот самый мастер, который создал книгу о механизмах. Возможно, речь зайдет и об иных устройствах. Но, как мне сообщили, он не станет задерживать тебя надолго ввиду твоего недомогания.

― Моего недомогания?

― Тебе ведь стало дурно в купальне, иначе бы ты присоединился к нему незамедлительно. Он поймет. Ты весь раскраснелся и вспотел. Тебя пробирает дрожь?

― Вне всякого сомнения, меня пробирает дрожь, деспойна, ― подтвердил фламандец.

― Тогда можешь идти.

Он поднялся, поклонился и вышел, а слуга с ларцом двинулся следом. Одежду Николасу так и не вернули, равно как и не предложили привести себя в порядок. Он решил, что это не случайно. Наконец, камерарий принял его и через маленькую дверцу ввел в комнату, которая сперва показалась совершенно пустой. Фламандец любовался шелковыми занавесками, когда же наконец заметил возвышение, и кровать, и фигуру человека в просторных одеждах. Николас вновь ощутил, как горит у него лицо, и решил, что это вполне можно счесть за румянец смущения.

― Можешь подойти чуть поближе, ― пригласил император. ― Сюда. Тебе дурно?

― Прошу простить меня, басилевс. ― Николас распростерся в земном поклоне, затем медленно поднялся и, прежде чем вновь опустить взор, позволил себе быстро оглядеться вокруг.

Шелковые простыни и подушки были сбиты и измяты. Непокрытые волосы императора рассыпались по плечам золотистой волной. Изящные руки, унизанные кольцами, лежали на коленях.

― Кто может похвалиться тем, что владеет собственной слабостью? ― промолвил император. ― Мы не виним тебя. Нам сказали, что ты умеешь делать игрушки.

― Я делаю устройства ради пользы и удовольствия. Каким будет ваше желание? ― спросил Николас.

― Мы желали бы иметь часы, ― пояснил басилевс. ― Такие же, как у персов. Ты мог бы справиться с этим?

― С радостью, ваше величество.

― С радостью? Это хорошо. Нам нравится общество радостных людей, мессер Никколо. Я желаю видеть все чертежи для этих часов и следить за тем, как пойдет работа.

― Если здоровье позволит мне, я приду, как только басилевс соизволит меня пригласить.

Человек на постели пошевелился.

― А сейчас… Неужто мы выглядим так неприступно? Это та самая книга? Принеси ее сюда.

Возможно, им все-таки предстоял разговор об Аль-Джазаре… Николас осторожно взял манускрипт и поднес его к постели.