Камикадзе. "Божественный ветер" в истории Японии - Александр Спеваковский Страница 77

Ониси смог убедить своих подчиненных потому, что он был прекрасным организатором, умел кратко и доходчиво внушить людям, какой исключительной важности перед ними стоит цель. Воинов нужно было зажечь. Ониси, одному из немногих, было по силам создать корпус камикадзе. Другой начальник мог бы и не справиться с такой задачей и скомпрометировать идею. А допускать этого было нельзя, так как при плохом положении военных дел любой просчет мог привести к падению боевого духа и вызвать растерянность у личного состава подразделений морской авиации. Летчики тоже все понимали. При огромном неравенстве сил в обычных атаках на американские авианосцы шансов уцелеть почти не было. Поэтому пилоты, заведомо обреченные на смерть, готовы были отдать свои жизни за как можно более высокую цену. Когда решение было принято, Ониси заявил, что больше обсуждения самоубийственной тактики быть не должно и любая ее критика будет пресекаться самым решительным образом.

Идею использования особых самоубийственных подразделений приняли без споров еще и потому, что дух самопожертвования в умах многих профессиональных японских военных жил всегда и готов был себя реализовать в критической ситуации.

После налета американской авиации 9-10 и 12–14 сентября на базы японских истребителей в Давао на острове Минданао, Себу на острове с таким же названием, Легаспи на Лусоне и Таклобане на Лейте на земле было уничтожено более двух третей машин. Японцев почти все атаки американской авиации застали врасплох, и они не смогли организовать достойный отпор. Удары, нанесенные американцами во второй половине сентября и в середине октября на Лусоне по базам, расположенным в окрестностях Манилы, принесли новые потери, после чего защищать корабли в предстоящем сражении на море было практически нечем. Ониси все продумал и хотел нанести удар по противнику, готовящемуся к вторжению, с помощью подразделений камикадзе раньше, чем силы Курита, Сима и Одзава, существенно уступающие американским, начнут боевые действия на море. В связи с этим формирование авиаотрядов смертников началось.

Ответственность за организацию групп пилотов-камикадзе и назначение их командира была возложена на командование 201-го авиационного соединения 1-го воздушного флота. Старшие офицеры остановили свой выбор на двадцатитрехлетнем лейтенанте Сэки Юкио (1921–1944). Сэки выбрал свою судьбу сам. Он оставил университет, где учился на историка, ради карьеры военного, поступил в Военно-морскую академию Этадзима и успешно закончил ее. Сэки летал на бомбардировщиках морской авиации и в сентябре 1944 года прибыл на Филиппины с Тайваня. На службе Сэки отличался смелостью и часто вызывался участвовать в опасных вылетах. В эскадрилье его называли «отчаянным». Сэки избрали командующим первой атакующей группой, главой самоубийственной миссии по уничтожению основных сил противника, сконцентрированных в Филиппинском море.

Капитан Иногути, принимавший участие в назначении командира эскадрильи камикадзе, беспристрастно описал все, что происходило в ночь, когда решался вопрос о назначении начальника группы: «Сэки был разбужен дежурным и вызван в комнату для офицеров. Старший офицер авиасоединения Тамаи Асаити похлопал лейтенанта по плечу и сказал: “Сэки, адмирал Ониси лично посетил 201-е авиасоединение, чтобы представить план, имеющий громадное значение для Японии. План состоит в том, чтобы обрушить наши истребители “Дзэро”, нагруженные 250-килограммовыми бомбами, на палубы вражеских авианосцев. Ваша кандидатура предложена в качестве командира атакующего подразделения. Что вы об этом думаете?” Когда Тамаи закончил, на глазах его были слезы. Какое-то время ответа не поступало. Уперев локти в стол, зажав голову в руки, сжав губы и закрыв глаза, Сэки сидел без движения в глубокой задумчивости. Одна секунда, две секунды, три, четыре, пять… Наконец лейтенант пошевелился, медленно провел пальцами по своим длинным волосам. Затем он спокойно поднял голову и сказал: “Вы обязательно должны разрешить мне это”. В его голосе не было ни малейшей дрожи. “Благодарю вас”, — сказал Тамаи».

^{Лейтенант Сэки Юкио}

^{Летчик-камикадзе перед боевым вылетом}

Как работало в эти секунды логическое мышление лейтенанта Сэки, и о чем он в действительности тогда думал, сказать очень трудно. Ясно было только одно, что ответ будет положительным. Именно такого ответа от него ждали. Отрицание опозорило бы имя воина и его семью. Ничего личного для воина на войне существовать не могло, ни недавно овдовевшей матери Сэки, ни его молодой жены, с которой он сочетался браком всего несколько месяцев назад. Была только боевая задача наивысшей важности.

Инициатива шла сверху и часто поддерживалась снизу. К тому же от осознанной добровольности в самоубийственной атаке пользы всегда больше, чем при принуждении. Военнослужащие, имеющие шанс на спасение, как отмечали в своей книге Иногути и Накадзима, могли не выполнить задание и погибнуть напрасно. Некоторые летчики вообще не выделяли атаки камикадзе как что-то особенное, считая их обычными обязанностями воинов, которые, став солдатами, изначально отдавали свои жизни в полное распоряжение императора.

В каждом подразделении императорских вооруженных сил были воины, обладающие гордостью японцев, вызывающиеся на подвиг и готовые к самопожертвованию. Остальные военнослужащие, когда поступало предложение сформировать команду камикадзе, чтобы не считаться трусами и не патриотами, не нарушать принципов японского коллективизма, должны были следовать тем, кто первым откликнулся на призыв командования. А что было бы с человеком, отказавшимся стать смертником? Это было бы предательством по отношению к боевым друзьям, а они, как говорили во время войны японские солдаты, были главнее и дороже родителей.

Отказ пожертвовать собой ради Японии и императора или не исполнить приказ был равносилен моральной, а может быть, и физической гибели. Нежелание стать камикадзе или нарушение обета смертника накладывало на человека печать несмываемого позора. Оно сразу же превращало индивидуума в «не японца» и «не воина». Такой военнослужащий мог подвергнуться наказанию со стороны командования. Его могли заставить без конца переписывать какой-либо указ императора, посадить в концлагерь. Такой человек мог подвергаться издевательствам и унижению со стороны сослуживцев, его могли назвать личностью с «маленьким сердцем», индивидуумом с «маленьким животом» или же вообще «человеком без живота» (малодушным), избить или убить. За такого рода самосуд, скорее всего, никого не стали бы осуждать и привлекать к ответственности. К тому же из-за непатриотизма военнослужащего репрессии со стороны властей за недостойный воина поступок непременно затронули бы и его родственников. А семьи тех, кто стал камикадзе и погиб, выполняя задание, стали получать в военной Японии названия «хомарэ-но иэ» — «семьи славы» или «очень почетные семьи (дома)». Члены этих семей получали право занимать лучшие места на официальных церемониях, их фотографии помещались в газетах, они получали усиленный продовольственный паек. В этом отношении воины самоубийственных миссий совершенно не должны были беспокоиться за своих родственников.