Второй Фронт. Антигитлеровская коалиция. Конфликт интересов - Валентин Фалин Страница 77

Московская встреча завершилась утверждением протокола о снабжении Советского Союза на период с октября 1941 года до конца июня 1942 года из производственных центров Англии и США и о содействии в доставке выделявшихся материалов в СССР. Все документы, принимавшиеся от имени трех, за исключением коммюнике, выдержаны в сугубо экономическом ключе.

Достоверно зная по докладам разведки о позиции англичан, Сталин не делал ударения на важности открытия второго фронта. На встрече 28 сентября он выразил заинтересованность в посылке английских войск на Украину и отвел реплику Бивербрука насчет гипотетической возможности переброски английских частей из Ирана на Кавказ или еще дальше от линии фронта – на восточное побережье Каспия. («На Кавказе нет войны, а на Украине есть» [466].) При всей пользе для перевода в деловую плоскость материально-технического сотрудничества трех держав встреча не улучшила их политического взаимопонимания.

Ввиду явного стремления англичан подменить трескучей фразеологией рассмотрение кардинальных проблем союзничества Сталин обратился 8 ноября 1941 года к британскому премьеру со следующим посланием: «Я согласен с Вами, что нужно внести ясность, которой сейчас не существует во взаимоотношениях между СССР и Великобританией. Эта неясность есть следствие двух обстоятельств: первое – не существует определенной договоренности между нашими странами о целях войны и планах организации дела мира после войны; второе – не существует договора между СССР и Великобританией о военной взаимопомощи в Европе против Гитлера. Пока не будет договоренности по этим двум главным вопросам, не только не будет ясностей в англо-советских взаимоотношениях, но, если говорить совершенно откровенно, не будет обеспечено и взаимное доверие» [467]. После паузы, которая длилась до 22 ноября и демонстрировала недовольство Лондона тоном послания, Черчилль ответил предложением направить в Москву А. Идена для политических бесед. Предложение было принято.

Помимо послания, Черчилля не воодушевило также выступление Сталина 6 ноября, в котором «одной из причин неудач Красной армии» было названо отсутствие «второго фронта в Европе против немецко-фашистских войск». «Обстановка теперь такова, что наша страна ведет освободительную войну одна, без чьей-либо помощи, против соединенных сил немцев, финнов, румын, итальянцев, венгров… Нет сомнения, что отсутствие второго фронта в Европе значительно облегчает положение немецкой армии» [468]. Срок приноравливания Лондона, как и Вашингтона, к ситуации, созданной войной СССР с фашизмом, истекал. Разногласия, в частности уклонение англичан от объявления войны сателлитам Гитлера, были вынесены наружу.

До приезда А. Идена в СССР немцы потерпят поражение под Москвой, а Япония нападет на США и Англию, Германия и Италия объявят войну Соединенным Штатам. Декабрь в силу всемирно-исторической значимости обоих событий может быть обоснованно поименован как «переломный в войне».

Декабрьское 1941 года поражение Германии на Восточном фронте знаменовало необратимый крах всей доктрины, с которой германский империализм начинал мировую (а не европейскую) войну и с успешным претворением которой в сериал эскалирующих агрессий связывались все его расчеты. Непременной предпосылкой конечной победы был разгром противников поодиночке. Помимо дипломатических и пропагандистско-психологических мер, это обеспечивалось внезапностью, массированностью и беспощадностью действий с тем, чтобы поставленные задачи решались прежде, чем потенциальный союзник жертвы агрессии мог прийти ей на помощь. Нацистский рейх не имел запасного варианта войны на выигрыш.

Завоевание СССР должно было перевести количественное наращивание мощи германского империализма в иное качественное состояние. Рейх обретал бы независимость от источников сырья, энергии и продовольствия, расположенных вне сферы его господства, и тем самым сводил на нет результативность экономической блокады, на которую уповали Англия и США. В технико-экономическом и научном отношении правители Германии надеялись догнать и превзойти англосаксов, вместе взятых, если даже британская метрополия по каким-то причинам осталась бы вне орбиты Берлина.

В отличие от многих, если не большинства своих генералов и адмиралов, нацистский предводитель глубже и основательней вникал в экономические аспекты войны. Лично от него исходили директивы, ориентировавшие вермахт на овладение промышленными районами и захват ключевых предприятий, по возможности в полной сохранности и с обслуживающим оборудование персоналом, а также указания по немедленному освоению шахт, рудников, установлению контроля над продовольственными ресурсами оккупируемых стран. Если генералов удовлетворяло достижение успеха соразмерными средствами в рамках конкретной кампании, то Гитлер всякий раз увязывал готовившиеся военные проекты со своими планами установления регионального, континентального и глобального господства. Он не намеревался вложить меч в ножны до того, как достигнет намеченного рубежа-максимума (подчинение обоих полушарий) или рубежа-минимума (безраздельное господство во всей Европе, Африке и на Ближнем и Среднем Востоке). Или Германия добьется этого, или она обречена исчезнуть! Фраза демагога сделалась принципом веры самодержца и религией целой страны.

Без ремилитаризации Рейнской области не было бы Испании, без Испании – аншлюса Австрии, без Австрии – захвата Чехословакии, без Чехословакии – нападения на Польшу, затем на Данию и Норвегию, на Бельгию, Голландию, Люксембург и Францию, на Югославию и Грецию и, наконец, на Советский Союз. До агрессии против Польши и особенно до Мюнхена гитлеровскую Германию можно было осадить на любом этапе. После капитуляции Франции германский империализм могла остановить только сила и поставить на место лишь военный разгром.

Дело упиралось в вопрос, и не второстепенный: кто воздвигнет неодолимый предел германской экспансии и как? Ответ на первую часть – самую тяжелую, наиболее кровопролитную – дали сражения 1941 года на Восточном фронте, протянувшемся от Баренцева моря до Черного.

Битва под Москвой, кончившаяся поражением главных сил агрессора, подвела промежуточный итог подвигу советского народа и его вооруженных сил, начавшемуся на рассвете 22 июня. В сражениях на подступах к своей столице СССР решил жизненно важную для себя проблему, от которой зависело его дальнейшее существование как государства, системы и национального сообщества, проблему жизненно важную для цивилизации.

Московская победа подвела промежуточный итог всей мировой войне. Советский Союз перечеркнул доселе победоносную нацистскую доктрину блицкригов. Гитлер не ошибся в своих оценках сроков развертывания боевых возможностей США («не ранее 1943 года»). Он начисто просчитался в оценках жизне– и обороноспособности СССР.

До обезвреживания германского империализма и его военных инструментов было, однако, далеко: слишком запущенной оказалась болезнь, слишком велика стала база, на которую опирался гитлеровский рейх, слишком крепко взнуздал нацизм немцев. Но отныне – после Московской битвы – вермахту предстояло вести совершенно новую для себя войну, воевать по неудобным для него правилам, переучиваться на ходу, забывать пору легких побед и безнаказанности.